Стена из красного кирпича, маячившая впереди, давно стала для меня сродни мулете в руках тореро, а я один в один бык, безрассудное животное, охваченное всепоглощающей страстью — добраться до стены. На глаз тут всего три метра по земляному утоптанному полу. И этого расстояния мне было достаточно, чтобы выучить каждый кирпичик, каждую выбоинку, каждую щербинку, ведь в запасе у меня была вечность. А ещё в стене была маленькая замочная скважина — такая же, как в кандалах.

Руки мои зажаты толстыми цепями, растущими из стены за спиной, а к каждой ноге прикована двухпудовая гиря. Наверное, кто-то здорово смеялся, когда сажал меня на цепь. Поначалу я с трудом поднимал двухпудовку и с размаху кидал на цепи в надежде их раздробить, но всё впустую. Потом я много раз пытался вырвать их из стены. Сил не хватало. Однажды я заметил, что благодаря тренировкам стал мощнее, но и цепи волшебным образом утолщились, а гири раздулись и стали ещё тяжелее.

Я с рёвом рванул вперёд к заветной цели, запястья обожгло огнём. Кандалы снова содрали кожу до мяса. Оковы пьют немало моей крови! Боль взбесила меня! Я кинулся вперёд, красная стена перед глазами задёрнулась кровавой пеленой. В памяти всплыли обрывки сна и яви: я орал, рычал, рыдал от гнева, я жаждал покончить с собой...

Очнулся у вожделенной стены. От кровоточащих запястий тянулись обрывки цепей.

Я приобрёл новый смысл: теперь мне нужно было разломать стену. Я бросался на неё, разбивая лоб и ломая ногти, но каждый раз всё быстро заживало. Я совал пальцы в замочную скважину — узковата. Глядел в неё днями и ночами, стараясь ухватить хоть отблеск, хоть намёк. Но лишь кромешная тьма была мне ответом. Зато я стал ещё сильнее. Я разгонял с пинка ножную гирю и пинал её в стену, как таран, но с кирпичей даже крошки не осыпались.

Я не знаю, сколько времени я пытался сломать стену. По моим ощущениям, на это ушли десятки лет. Здесь царит вечность и невозможно оценить скорость течения хроноса. Я то рыдал и впадал в прострацию, неотрывно пялясь в одну точку, то вновь находил в себе силы к борьбе. Возможно, мне было бы легче, если бы я помнил о себе больше, но в памяти жила лишь тюрьма: как будто я здесь родился. В общем, о себе я ничего не знал.

Иногда мне снились диковинные страны с незнакомыми людьми, там был и я, каждый раз в новом обличье, в новом теле, на новой планете, с новым именем. Посылал ли эти видения мой мозг или это мои незримые надзиратели-мучители подсовывали мне сны во усиление страданий — я никогда не узнаю. Постоянно и всегда лишь одно имя звучало в ушах по пробуждении. С ним я себя и соотнёс, не имея иных вариантов.

Меня зовут Антис.

В очередной раз я внимательно изучал отверстие для ключа в кандалах и в стене. Они были абсолютно одинаковыми. Где-то на краю Вселенной должен быть ключ к моему освобождению. Я метнулся на стену без особой надежды, легко взбежал по ней, ударил кулаком в серо-бесцветный потолок и приземлился. Тут мой взгляд чудом упал на собственную грудь, а там на тонком шнурке болтался ключ.

И открылась мне полная память, хлынула на меня огромным всесокрушающим водопадом. Не удержавшись, я опустился на колени, зажмурив глаза. Я вспомнил, вспомнил всё...

Воочию в недрах памяти увидел: я сам себя запер и заковал, осознанно и добровольно, потому что, несмотря на мои долгие терзания и мучения, для меня это было наилучшим вариантом из всех возможных.