It is raining cats and dogs —
английская идиома, обозначающая сильный дождь.
Самый близкий вариант перевода — «льёт как из ведра».

Дождь не прекращался девятый день подряд.

Низкие тучи нефтяного цвета нависали над маленьким сельским домиком.

Пётр Ильич зашёл на веранду. Часы на стене показывали семь утра.

— Не любит сон стариков, — с горечью произнёс он.

Раскат грома сотряс крышу маленького дома. Звук этот с детства напоминал Петру Ильичу шум от дерущихся котов, вдохновлённых весенним приливом эмоций.

Пожилой мужчина печально посмотрел на пустующий коврик, на котором спала его верная спутница и компаньон сеттер Лаверта.

Пару лет назад сын привёз ему рыжего, как летний закат, щенка. Отвлечь хотел, порадовать: похоронив свою Софью Наумовну, Пётр Ильич чах на глазах.

Собака стала ему утешением и другом. А теперь он снова один: Лаверты нет рядом, поэтому мысли о жене вернулись. Неутихающая боль утраты колола сердце.

Собака его здорово отвлекала.

— Представить сложно, что безмолвное создание может быть лучшим психологом, чем дипломированный специалист. — Привычка разговаривать с самим собой пришла с одиночеством. Ему не хватало общения, а так он хоть немного мог выговориться.

Собака пропала аккурат перед началом ненастья, но Пётр Ильич обнаружил это только под вечер.

— Возможно, грома испугалась и спряталась где-то. Чем я занимался в тот день? Ума не приложу! — Он провёл сухой ладонью по намокшей щеке.

Едва заметив пропажу подруги, Пётр Ильич бросился на поиски.

С фонарём, под проливным дождём, под завывание ветра, он обследовал весь участок. Посмотрел под каждым кустом, под каждой веточкой, вышел за калитку и проверил все улицы. Ни собаки, ни людей — никого.

Промокнув до нитки, он вернулся домой. Поиски продолжил наутро. Результат был тот же. Ветер завывал, а хлещущий ливень набирал силу.

Неделя поисков ни к чему не привела.

— Как только умудрился не простыть? — задавался вопросом Пётр Ильич, продолжая осматривать участок через большое окно маленького домика.

С недавних пор территория и дом пришли в запустение. Трава и сорняки расползлись по всем углам. Кусты потеряли форму, яблони раскинули ветки во все стороны.

Дождь продолжал неистово хлестать по краснеющим яблокам.

Пётр Ильич отвёл взгляд от окна и посмотрел на стену. Раньше здесь висело зеркало, а теперь — картина сына. Мишка вложил душу в творение, это чувствовалось. Каждый изгиб линий, каждый штрих выдавали его отношение.

На холсте был изображён старик. Ссутулившись, он что-то разглядывал на столе.

«Неужели сын меня видит таким? Неужели я настолько стар? — Эти вопросы возникали у него в голове всякий раз, когда взгляд касался полотна. — Нет, это не я. Брюки не сочетаются по цвету с рубашкой. Я так никогда не нарядился бы». — Разнопёрый наряд масляного старика оскорблял его чувство вкуса.

Пётр Ильич был знаком с кистями и красками не понаслышке. Хотя всю жизнь он трудился инженером на заводе, на его долю выпали всевозможные стенгазеты по всем мыслимым и немыслимым праздникам.

Мишка с пелёнок наблюдал за потугами отца в ремесле художника и с удовольствием принимал участие. Ему всегда нравилось переносить на бумагу или холст сюрреалистические сюжеты.

И однажды Пётр Ильич понял, что его работы не могут похвастать той изящностью, что была у шедевров сына.

Никакой зависти, только гордость.

— Миша, но как ты мог так поступить с цветовой гаммой?! — продолжал он раздражаться, глядя на облысевшего старика. — Или это очередной способ растормошить меня? Неужели ты хотел, чтобы я каждый раз сокрушался, видя эти чёрные брюки и горчичную рубашку? — Он опустил взгляд на руки, исполосованные морщинами. — Нет, на такие творения вы не годились даже в годы упругости.

Очередная молния, очередная кошачья драка, очередной вой ветра за окном. От неожиданности он подскочил и отвлёкся от мыслей. Подошёл к собачьим мискам, взял одну, насыпал корм и, шаркая прогрызенными тапочками, направился к входной двери. Он заплатил налог за щенка, цена которого составила ровно два тапочка и две одинаковые дырки на месте больших пальцев. После он спрятал дырявые тапки в обувном ящике, а когда Лаверта пропала, снова надел их. Две дырки в тапках, две — в душе: за каждую любимую.

Дверь распахнулась наружу, в бушующую непогоду, с завидной лёгкостью. Ветер играючи откинул её в сторону. Пётр Ильич поставил миску на крыльцо.

— Если она найдёт дорогу домой, то сможет перекусить, прежде чем я её впущу, — голос его старчески дребезжал.

То что дверь с лёгкостью открылась, не означало, что закрыть её будет просто. С подветренной стороны пожилому мужчине это далось тяжело. Он приложил немало усилий, а потом пошаркал обратно к столу в поисках телефона. После схватки с ветром путь до стола был сродни покорению Эвереста.

— Наберу сына, узнаю, как у них дела. Поговорю с внуками. Странно, что он давно не звонил.

Линия была занята.

Он повторил попытку.

— Абонент временно недоступен.

Ещё.

— Абонент временно недоступен.

Ещё.

— Абонент временно недоступен.

Ещё.

— Абонент временно недоступен.

Пётр Ильич уселся за стол, сгорбился ещё больше и предался размышлениям.

День клонился к вечеру.

Он продолжал сидеть за столом, периодически набирая Мишкин номер, но слышал всё тот же ответ.

— Сложно быть одному. Как же на душе неспокойно!

От порывов ветра куст сирени уже практически лёг на землю. Очередная вспышка, очередной раскат грома.

— Что, если я...

Бум-бум-бум!

В дверь глухо постучали.

— Кто мог прийти в такую непогоду? — Старик поднялся со стула, проследовал к двери и распахнул её.

При виде гостя его глаза округлились до размеров чайного блюдца:

— Соня?!

* * *

Стоя у окна, Миша уже в который раз набирал номер.

— Вик, я поеду проверю отца. Он трубку не берёт второй день, — крикнул он с кухни жене.

— Как не берёт? — ответил ему хор из комнаты.

— Я вечером звонил ему, он не ответил. Подумал, что спит. Сейчас то же самое: не отвечает.

— А соседи? — жена появилась на пороге кухни.

— Да не знаю я их номера! — не сдержавшись, воскликнул он.

Ей было странно видеть своего всегда спокойного мужа со слезами в глазах.

— Пап, что с дедушкой? — мальчики вбежали следом за мамой.

— На звонки не отвечает. Может, закинул куда-то телефон и не слышит, а сам копается в саду. Погода-то вон какая стоит.

Яркий солнечный свет озарял субботнее утро.

— Быстро собирайтесь, поедем вместе! — скомандовала Вика.

Есть моменты, когда надо брать управление на себя.

— Вы же в парк собирались, — напомнил Миша.

— Пап, мы с тобой! — У близнецов есть способность говорить в унисон, не сговариваясь. — Мы тоже хотим проверить, как там дедушка.

— Я сказала, быстро собирайтесь! — крикнула Вика, влезая в узкие джинсы.

Мальчики побежали одеваться.

— Миш, тебя это тоже касается!

— А, да. Иду... — От тревоги он остолбенел. Спасибо жене, она всегда находила нужные слова и интонации, когда хотела достучаться до него.

Сборы не заняли много времени, и вскоре они уже мчались в сторону дедова села. Миша всю дорогу набирал папин номер, но трубку никто не брал. Гудки проходили, как в пустоту.

— Миша, перестань, — не выдержав, попросила Вика.

Он её не услышал, лишь надавил на акселератор ещё сильнее.

Столб дорожной пыли клубился по всей улице, когда они остановились у дома Петра Ильича. Солнце прорезало пыль, оставляя причудливые преломления света и тени — точь-в-точь как на его лучших работах.

Миша выскочил из машины и побежал в сторону маленького дома с большим окном.

Подбегая к крыльцу, он услышал вой Лаверты, прерывающийся на лай.

— Пап! — крикнул он. — Пап, ты где?!

Миша дёрнул дверную ручку и вошёл в дом.

* * *

— Соня, как ты... как ты тут оказалась?! — Он схватил её за руки, пытаясь понять, не мерещится ли ему.

Её тёплые ладони сжали его.

— Петь, это ты — тут. — Она с любовью и печалью смотрела на него.

— Где? — Он заключил её в объятия и не собирался отпускать, не давая шанса ответить на вопрос. — Как я скучал... как же я скучал по тебе!

— Знаю, — сдавленным голосом ответила Соня. — Здесь был такой страшный ливень, когда я тебя потеряла.

— Да? Погода последние дни была жуткая. — Он продолжал обнимать её, не в силах ослабить хватку.

— Тут всегда льют дожди, когда по нам плачут.

Глаза Петра Ильича вновь округлились.

— Когда по нам плачут? — он отстранился от неё. Только теперь он увидел, что Соня молодая, светловолосая, стройная, как в дни давно минувшей молодости.

— Да, Петь. Ты же всё понял... — Она продолжала держать его за помолодевшие руки.

— Я умер? — спросил молодой человек с густой шевелюрой.

Он отпустил одну руку, снял круглые очки в тонкой оправе и бросил их на траву.

— Восемь дней назад. Ты проснулся ночью от того, что грудь сдавило так, будто опустили бетонную плиту. Смотрел в потолок и звал меня.

— Почему я этого не помню? — Петя был в растерянности.

— А зачем тебе это помнить? Вот, посмотри. — Она развернула его лицом к окну.

Миша с криком вбежал в дом, забежал в спальню и разразился плачем. За ним последовали Вика и близнецы.

— Это было восемь дней назад? — Петя шептал.

— Да, обычно столько требуется, чтобы осознать. — Соня слегка нахмурилась. — Дождь, который поливал тебя, — это слёзы. Вой бури, который ты слышал, — это плач Лаверты. Вспомни, как ты горевал обо мне. Вода даже дом затопила. Я благодарна Мише за то, что он был с тобой, за то, что привёз Лаверту. Он не только о тебе позаботился, но и обо мне.

Петя смотрел в дом. На то, как Миша звонил по телефону, как Вика успокаивала мальчиков, на переполох скорбных лиц.

— Мы видим только прошлое?

— Настоящее чаще. Можно увидеть и будущее тех, кто тебе дорог. — Соня пристально смотрела на него, пытаясь убедиться, что Петя её понимает. — Я приходила сюда, смотрела, как вы живёте. Навещала тебя, стояла возле окна, когда ты смотрел во двор. Так близко и так далеко.

— Что теперь делать? — спросил Петя, глядя на любимую глазами потерянного щенка.

Она рассмеялась.

— Пойдём, я тебе всё покажу... — Соня потянула его в сторону калитки.

Петя бросил прощальный взгляд на окно, в котором увидел перемещающиеся кадры из жизни сына с женой и внуками: они отмечали праздник, отдыхали на море, сын стоял перед мольбертом, покрывая очередной шедевр лаком.

Петя повернулся к Соне.

— И что там? — Он мотнул головой в сторону выхода с участка.

— Ты сам всё увидишь, — лукаво улыбнулась она.

В лучах солнечного света они направились к калитке. Молодые, как когда-то, умиротворённые как никогда.

*Импасто (в переводе с итал. impasto — пастообразный, плотный слой) — техника живописи маслом.