— Саша, я сколько раз просила тебя с ними не водиться, а?! — мама ещё сильнее сжала руку мальчика. Его лицо скривилось, он с трудом сдержал стон.

— Нет, ну ты их видел?! Мало того, что зелёные, страшные, с когтями, с зубами, так этот ещё у девочки куклу отобрал! И ладно бы поиграть — как зверь жевал! Понаехали, блин, на нашу голову злодеи. — Мама тащила Сашу к дому, петляя между припаркованными машинами, смёрзшимися сугробами, огромными лужами посреди наледей.

— Это Амгрмыхх. У него клыки режутся, — мрачно ответил Саша, с трудом поспевая за мамой — ноги скользили по льду, он едва не провалился в очередную лужу.

— Да аккуратнее же, бестолочь! Сегодня куклу, а завтра кого он этими клыками загрызёт? Может, хозяйку этой куклы, а может, тебя? Сколько раз говорила, нельзя с ними дружить, это людо... в смысле, существа не нашего круга. Они вечно ко всем пристают, дерутся, главарь у них, я слышала, хулиган страшный, по нему колония плачет! Ну и чему у них учиться?! Да они же дикари! Скачут, как угорелые, вокруг какой-то грязной кучи с ветками! — не унималась мама.

— Это алтарь тёмных богов, мы играли в завоевание Средиземья... И вообще, наша учительница говорит, что все должны дружить и играть вместе. Она говорит, только так рождается настоящая дружба, солидарность и культурная итичность... — ответил Сашка, задыхаясь позади и шмыгая носом. Хватка немного ослабла, они подходили к стальной двери подъезда.

— Идентичность! Это что ещё за учительница у вас там такая умная, эта остроухая, что ли? Люся? — Мама рылась в поисках ключей возле подъезда.

— Она просит называть себя Лючиниэль Митрандировна, — проворчал Сашка и снова шмыгнул носом.

— А кирпича в своё острое ухо она не просит? Ты чего расшмыгался? Только попробуй простудиться! — Мама наконец нашла ключи, открыла дверь и потянула сына внутрь.

Они вошли в лифт, двери захлопнулись, пискнула кнопка десятого этажа. Сашка насупился ещё сильнее и уставился на надпись чёрным маркером на потолке: «эльфы гоу нах».

— Ладно-ладно... Знаю, нравится она тебе, всем нравятся эти остроухие, и откуда они все взялись? Жили и жили себе, бед не знали, понаехали... — бурчала мама, ковыряясь в замочной скважине. — Так, а ты что дома?

Неожиданно дверь открыл дородный мужчина в трениках и футболке.

— Так у меня смена сегодня с вечера, вот отдыхаю, жду чего пожрать... — улыбнулся папа и посмотрел на Сашку: — Ну что, отличник, как в школе?

— Представляешь, опять с этими зеленокожими его поймала! Ты суп разогрел? — Мама суетилась в прихожей.

— Да как его есть-то без хлеба? Ты хлеб принесла? — Папа зевнул и со скукой посмотрел на Сашку.

— Блин! Забыла! Вот башка дырявая! Забыла со всеми этими зубастыми и разноцветными... — воскликнула мама, стоя в одном сапоге.

— Санёк, сгоняешь? Одна нога здесь, другая там! Вот держи, сдачу себе оставь на мороженое! — папа протянул Саше мятую купюру.

— Какое мороженое, он и так носом шмыгает, на улице холодрыга! Я тебе дам мороженое! Вот надень-ка и давай, правда, быстрее! — мама обмотала вокруг горла Саши огромный колючий шарф. Саша скривился, всем видом показывая, как ему противно от шарфа и неохота никуда идти...

— Давай-давай, батон белого и сметану! — За ним захлопнулась дверь, а на лице мальчика промелькнула ехидная улыбка.

* * *

За гаражами возле школы, где раньше днём прятались курильщики, а по вечерам — местные алкоголики, теперь возвышался алтарь тёмных богов. Он состоял из останков старого «москвича», песка, грязи, осколков бутылок и зеркал, нескольких палок, на самую высокую из которых была нанизана зубастая голова какой-то рыбы.

Несколько орков-подростков со скучающим видом разрывали на части старую стиральную машину. Самый крупный сидел в стороне и мусолил голову куклы Барби, временами выплёвывал и с интересом смотрел ей в глаза, как будто ожидая, что та поделится впечатлениями.

— Йоу, орда! Что приуныли? — воскликнул Сашка.

— Домой ни-ни, большая мама-дубина не спит, тебя твой мама утащиль, ждём темно, скучно... — отозвался один из зеленокожих.

— Айда на Потылиху громить эльфов и полуросликов! — Сашка подобрал с земли палку, обглоданную то ли собаками, то ли кем-то позубастее, и воинственно помахал ею в воздухе.

— Митрандировна говорит нехорошо, Митрандировна говорит дружить! — Самый крупный снова достал изо рта кукольную голову и посмотрел ей в глаза.

— Так а мы по-дружески, ненадолго, мне ещё за хлебом надо! Айда за мной, орда! Покажем этим хлюпикам, кто главный в Средиземье! К тому же они обзывали вас зелёными дебилами, грибной гнилью, обещали вырвать у вас клыки и воткнуть вам же в самую...

— ВААРХ! ГРЫХХХ! АГЫЫРХХ! ОРДА! РВАТЬ! — орки злобно зарычали, оскалили зубы, в когтистых лапах тут же появились колья и арматурные пруты.

— Нет! Низзя! Митрандировна говорит дружить, дубина-мама говорит дружить, будем дружить. Будут льдом кидаться больно — тогда сожрём! — Самый крупный посмотрел на Сашку, затем на кукольную голову, сунул её в рот, проглотил и громко рыгнул. Его братья мгновенно успокоились и вернулись к прежним делам.

«Ссыкуны!» — процедил про себя Сашка и, грустно вздохнув, поплёлся в сторону магазина.

Под ногами стыла ледяная каша, деревья ковыряли чёрными ветками мрачное небо, в клетках панельных домов загорался свет, мерцала унылая вывеска продуктового, где-то кричала ворона. Сашка сделал два шага. Он осторожно ощупал мыском ботинка крупную льдину возле сугроба, улыбнулся, посмотрел назад на орков, затем на дверь магазина, прикидывая: успеет ли добежать?