Тоше не спалось. Она ворочалась с левого бока на правый и обратно, как рогалик с повидлом в маминых руках: она точно так же обваливала их в муке, прежде чем положить на противень и отправить в духовку. С каждым Тошиным движением диван содрогался и сухо покашливал, и Тоша представляла, что диванные подушки — это лёгкие старика-курильщика, — так шутил папа.

— Да хватит ёрзать уже. У тебя глисты, что ли, завелись? — шепнула Надя, легонько пиная Тошу в коленку. Последние слова прозвучали на вдохе, будто их втянуло в трубу: сестра зевнула.

— А ты спишь? — Тоша спросила на всякий случай.

— Если бы, — снова зевок.

Наверное, ей на голову упал целый мешок снов. Как можно спать в такую ночь? Канун Нового года! Ну, или почти канун, Тошу это не особо заботило. Они же всё пропустят!

— Может, проверим, а?

Сестра молчала. Снова уснула? Тоша потрясла её плечо, но Наде, кажется, не понравилось. Она зашипела, как каменка в бане, на которую плеснули воды.

— Да нет там никого, спи.

Надя отвернулась, накрыла голову подушкой.

— Ну пожа-а-а-а-алуйста, — протянула Тоша самым жалобным тоном из всевозможных. Даже почти по-настоящему заплакала. Канючить ей всегда удавалось лучше всего — так говорила мама.

Тоша не слышала, что именно Надя буркнула в подушку, но догадалась: это слова, после которых нужно мыть рот с мылом. Диван поперхнулся — сестра села в постели и откинула одеяло. Зевнула во весь рот, будто хотела проглотить собственную голову. Ногой нащупала под диваном шерстяные носки, натянула их и встала.

— Ну, ты идёшь?

Тоша вскочила и как была босиком — в бабушкином доме повсюду лежали ковры — помчалась к двери и протиснулась в коридор. Половица под ногами возмутилась. Тоша ещё не успела выучить все опасные места, куда можно и нельзя наступать.

— Стой, — запоздало шепнула Надя, протягивая Тоше носки, — так тише будет. И не топай.

Тоша послушно надела носки, хоть они ей и не нравились: сразу кусались. Надя на цыпочках прошла к лестнице, перекинула ногу через перила и, кивнув Тоше: осторожнее будь, скатилась в гостиную. Тоша повторила. За прошлый год она выросла на семь с половиной сантиметров и теперь могла забраться на любое дерево, — не то что на перила. Тоша спрыгнула на пол следом за Надей, приземлившись прямо на пятки, и закусила губу. Папа говорил, что пятки у Тоши слишком тяжёлые, поэтому она всегда топает как слон. Но мягкий ворс ковра съел звуки. Кажется, никто не услышал.

В гостиной было темно. В незадернутые окна светила луна, жёлтая, как лимонный леденец. Мебель вдоль стен напоминала сгорбленных великанов, уродливых и шишковатых, будто гостиная была отражением в зеркале злого тролля из сказки о Снежной Королеве, которую ей читал дедушка. Тоша поёжилась, она бы ни за что не решилась пробраться сюда ночью одна. В углу напротив окна высилась ёлка, так густо завешенная серебристым дождиком, что походила на ракету, — вот-вот сорвётся в космос.

Надя обернулась, дёрнула головой:

— Ну чего копаешься? Иди сюда.

Тоша подошла к ёлке близко-близко, так что дождик колыхнулся ей навстречу, будто хотел опутать блестящими нитями. Присела и зачем-то заглянула под колючие ветки. Никого. Надя посмотрела на неё, закатила глаза: ну я же говорила. Забралась с ногами в кресло. Тоша вздохнула и вскарабкалась на подлокотник. Во рту стало горько, как от таблетки.

— Не пришёл…

Надя цокнула, состроила гримасу: а ты как думала? Потянулась с таким звуком, будто разломила печенье, и встала.

— Ты куда?

— Спать.

— Но как же…

— Кто? Нет никакого Новогоднего духа, ты сама его выдумала.

— А вот и есть!

Надя театрально прикрыла ладонью лицо: фейспалм — так она говорила. Тоша знала, что Надя считает её глупой, она её так и называла, когда злилась: глупая малявка. Тоша молчала. Надя повернулась к ней, тут же сменила выражение на сочувствующее.

— Рано ещё, сегодня даже не тридцатое.

Тоша была уже слишком взрослой, чтобы верить в Деда Мороза. Знала, что это мама покупает подарки, а папа, надев бороду и красный халат, вручает их Тоше. Потом все удивляются: надо же, что принёс добрый старик. Но Тошу не провести, да и актёры из её родителей так себе.

Недавно Тоша прочитала «Рождественскую песнь в прозе» Диккенса. После — долго думала и наконец поняла: если есть дух Рождества, исполняющий желания, то почему бы не быть и духу Нового года? Тоша давно не писала писем Деду Морозу, сразу шла к маме и тонким голосом тянула: «Хочу-у-у», пока та наконец не сдавалась.

Но в этот раз у неё другой план: подстеречь Новогоднего духа и обратиться к нему лично (вдруг у духов не бывает почты). Тоша не станет просить ни игрушек (у неё и так навалом), ни новый деревянный ксилофон (об этом она уже договорилась с мамой). Она попросит только об одном: вернуть память дедушке.

Год назад на зимней рыбалке дедушка случайно подхватил осколок тролльего зеркала — тот ранил его сердце, проскочил в мозг. Врачи сказали бабушке, что это инсульт, а Тоше слово напоминало древнее заклинание. Дедушку увезли на скорой, положили в больничном покое — от названия веяло торжественным холодом. Внутри покои напоминали замок Снежной Королевы: белые стены, мраморный линолеум на полу, синеватый неоновый свет под потолком. Тоша навещала дедушку только один раз и так испугалась, что всю ночь не спала. Старик на больничной кровати совсем не походил на того, кто читал ей сказки и угощал вафлями. Волосы его, только начавшие седеть, разом окрасились в лунно-белый. Лицо вытянулось и застыло. Он не мог говорить, а на всех присутствующих — бабушку, маму, Тошу — смотрел так, будто видел их впервые.

Дедушка замёрз так сильно, что позабыл всех на свете. Но Новогодний дух его расколдует, ведь он может всё. Тоша была в этом уверена на девяносто восемь процентов.

Вот только дух так и не появился.

Тоша поёжилась и всхлипнула.

— Ну ты чего, — Надя приобняла её за плечи. — Наверное, сегодня у него много дел, ему же кучу домов нужно облететь. Может, завтра придёт…

Голос у Нади был мягким, утешающим, как подтаявшее мороженое. Тоша кивнула, размазала солёное море по лицу. Надя включила гирлянду, разноцветные огоньки заплясали кадриль на стенах и потолке. Тоша щёлкнула переключателем, и на макушке красным маяком зажглась звезда. Если из-за метели Новогодний дух сбился с пути, так он найдёт их дом быстрее. Надя присела на корточки, Тоша забралась ей на спину, и под ворчание ступеней они вернулись в комнату.

Кровать успела остынуть, по телу пробежали мурашки. 

— Можно к тебе?

— Давай.

Надя подвинулась и раскинула руки. Тоша нырнула под одеяло, уткнулась в подмышку сестры. Та обняла её по-крабьи, пряча от холодной темноты. Тоша прижала к Надиным ногам свои ледяные ступни, та ойкнула, но не стала отодвигаться.

— Думаешь, он расколдует дедушку?

— Не знаю.

Шёпот Нади растаял в темноте. Тоша зажмурилась и не размыкала век. Сны — блестящие и хрупкие, как стёклышки, — закружились перед глазами. В этом цветном витраже Тоша видела дедушку. Он снова называл её по имени.