Сколько лет жил Аркадий в своей старенькой квартире на Васильевском острове, столько любил именно это окно. Единственное окно, прорубленное в брандмауэре, с улицы, вкупе с двускатной крышей и приделанным в нижней части стены косым козырьком, выглядело как одинокий квадратный глаз на вытянутом шершавом лице вросшего в землю великана. В квартире оно располагалось в углу, там, где узкий коридор резко поворачивал на кухню. В этом углу у Аркадия стояло старое кресло, а рядом затёртая фортепьянная банкетка, которые постоянно мешали всем домочадцам, особенно супруге. С ней Аркадий прожил без малого сорок лет. Женщиной она была сварливой, но не от собственной горестной судьбы или дурного характера, а потому, что все женщины в её роду так понимали образ руководителя семейства и передавали его из поколения в поколение. Однако ж сам Аркадий такой подход не признавал и делал то, что хотел или считал нужным. В том числе сидел у окна, когда имел на то время или желание. На подоконнике Аркадий устроил себе удобное пространство. Здесь стоял термос и старая эмалированная кружка с чёрной ручкой. Лежала пачка сканвордов рядом с подставкой под карандаши в виде оранжевого ежа. Имелось несколько книжек: Паустовский, Бианки, Зощенко и затёртый до лохматого края томик Гоголя. Прямо перед книжками небрежно раскинулась стёганная подушка с большой пуговицей в центре. На этой подушке частенько отдыхал рыжий кот Васька, составляя Аркадию компанию в наблюдении за улицей. Случалось, к этой компании примыкала и дочка Аркадия Аня, пока была маленькой. Однако Васька давно почил с миром, дочка выросла и завела семью, а Аркадий своего поста так и не оставил.

Не было в семье Аркадия такого человека, который бы не спросил, зачем он сидит у окна и что там видит? И для каждого у него имелся ответ.

Жене, например, ещё с молодости говорил, что глядя на пустырь под окном фантазирует, что бы такого там могло быть построено, и нарочно предлагал учебную площадку для вождения авто или футбольное поле. Жена Аркадия не любила ни автомобили, ни спорт, поэтому реагировала резко и голосила: мол, и так весь город эти машины закоптили, а от футбольных полей один шум, но скоро смягчалась и от себя предлагала поставить на пустыре детский сад или разбить небольшой парк.

Своей незабвенной тёще Аркадий объяснял сидение у окна целями безопасности. Он хорошо знал её нервную романтическую натуру и любовь к сериалам и книжкам криминального содержания. Поэтому как-то «по секрету» рассказал ей, что не просто так сидит у окна, а высматривает злоумышленников, как дозорный у башенной бойницы, и если чего случится, он узнает об этом первым и сможет обезопасить окружающих. Опытная тёща, конечно, не верила в эти россказни, но галочку наверняка себе где-то поставила, что зять её слегка не в себе и требовать от него больших интеллектуальных свершений не стоит. По крайней мере, никак иначе Аркадий не мог объяснить её неестественную весёлость и особенно чёткий выговор во время общения с ним. Кроме того, на всех домашних праздниках она вечно стремилась подложить ему в тарелку какую-нибудь котлетку или подсунуть кусок пирога — словно проявляла заботу о неполноценном родственнике.

Пока дочка была подростком, на её вопрос о том, зачем он смотрит в окно, Аркадий отвечал, что для наблюдения за людьми нет места лучше, чем это. Вдоль пустыря, за кованным забором хорошо просматривался средней оживлённости тротуар. И хотя лица можно было разглядеть не особенно чётко, но повадки и походки читались прекрасно. Так дочка и узнала, как потенциально выглядят хлыщ, пижон, чудак, жулик, работяга или какой-нибудь скромный научный сотрудник. Когда же дочка стала постарше и снова спросила о смысле рассматривания пустыря и окрестностей, Аркадий сказал, что теперь пробует оценить не сам пустырь, а пейзажную перспективу: с одной стороны, просто любуется, а с другой — пытается объять весь доступный обзор целиком.

С некоторых пор у Аркадия стала бывать внучка четырёх с половиной лет. В первый же день в гостях, после обеденного сна, она принесла раскраски и карандаши, уложила их на подоконник, забралась на банкетку и взялась старательно закрашивать контуры животных и цветов, а когда оставила это занятие, стала просто смотреть в окно. Иногда она молча указывала на интересного ей прохожего, пролетающую муху, голубя или чайку. Иногда залезала на подоконник целиком и просила почитать книжку. Иногда садилась на подушку и болтала ногами. А однажды добавила своих цветных карандашей в дедову подставку-ёжика, но так и не спросила, для чего Аркадий сидит у окна и что там видит. От этого Аркадия наполняли надежда и радость, ведь прежде он и подумать не мог, что в его окружении есть люди, умеющие рассматривать жизнь в мелочах не хуже него.