Меня ест время.

Когда я родилась, моя мать всучила мне жёлтый пластмассовый совок и велела носить воду из одного ведра в другое: «Ты в неоплатном долгу передо мной!» Если я останавливалась съесть случайный кусочек булочки, у меня мог исчезнуть палец ноги или руки. Иногда исчезал нос и было трудно дышать. Так время наказывало меня за бесполезную трату себя. Я слышала истошный крик матери и удваивала усилия, чтобы искупить вину и как можно быстрее вернуть себе потерянные части тела.

Я всё время должна была делать что-то, даже если это не имело смысла. Я таскала, рубила, стирала, сушила, разбавляла, смешивала, поднимала и опускала тяжёлое, но пустое.

Я всегда чувствовала, как рядом со мной дышит голодное время и ждёт моей остановки. Я боялась, что время однажды откусит мою голову и я не услышу, как мать орёт из соседней комнаты про неоплатный долг.

Через восемнадцать лет меня отправили на работу, чтобы мне платили зарплату. Все мои деньги забирала мать и записывала в зелёную тетрадку. Видимо, там был точно подсчитан мой неоплатный долг.

Время меня не щадило и постоянно наказывало. Однажды меня вышвырнули из автобуса, потому что моя правая нога по колено и левая рука по локоть исчезли прямо посреди переполненного салона. Я засмотрелась на розовый закат в серебристых облаках.

Я почти не отличалась от большинства людей, но любой из этого большинства мог втянуть меня в бессмысленную цепочку бесполезных действий. Так я оказалась в неоплатном долгу перед начальником, перед его секретаршей, перед соседкой сверху и соседкой снизу. Я всё время делала что-то для других, пока время поедало меня.

— Уберите это немедленно! Видите, моего малыша стошнило.

Я уставилась на устрицу на мраморном полу крематория, которую отрыгнул персиковый шпиц. Вынула из кармана жёлтый пластмассовый совок и осторожно, стараясь не поцарапать поверхность отполированной вечности соскребла всё в пластиковый мешочек. Я вернулась на место за секунду до того, как моя тележка плавно вкатилась в печь.