Почти тридцать лет, господи, мне почти тридцать, а я всё тот же Данёчек и мамина Дарьюшка. Всё ещё думаю о том, «кем стану, когда вырасту», всё ещё смотрю аниме и мечтаю о миядзаковской Японии, всё ещё ненавижу документы и деловые звонки. За моими плечами не накопилось опыта в крутых компаниях, я не прошла десятки курсов по повышению квалификации, в моём блоге всё ещё сорок подписчиков и в портфолио положить нечего — ага, у меня даже резюме посредственное. Ты бы видел...

Но всё это ерунда. Что хуже —

выветривается.

Я с воплем осознания открыла в то утро глаза: выветривается! Память — выветривается, представляешь? Детали, запахи, звуки, цвета и цветы, голоса, имена, воздух, названия, цифры. Даже важное иссякает. Остаётся скупой серый мазок растрёпанной кистью — и всё.

Я вырвала зарядку из телефона, бросилась в заметки, накрытая одеялом из отчаяния слёз: я не хочу вас терять. И стала записывать, по порядку вспоминая воспоминания:

запах картонной коробки с мишурой и стеклом разномастных игрушек — каждая спрятана в пожелтевшую страницу ТВ-газеты «Неделька»: не знаешь, что попадётся, [рыбка с хвостом из дождика или красное матовое сердечко], пока не развернёшь с тихим сказочным шорохом;

дедушка, мальчишкой переживший Отечественную, забирает с кружка рисования — у тебя руки в плохо оттёртой масляной краске — приносит с собой домашние пончики с сахарной пудрой в чистом пакете из-под кефира [они с ба были эко-активистами ещё до того, как это стало мейнстримом]. можно есть эти пончики, спрятавшись в троллейбусе у окошка, тихо читать надписи на баннерах и столбах;

«мам, посиди со мной», — когда температура, страшно, не можешь уснуть. и мама сидит, пока не уснёшь, гладит по голове, по ногам, шёпотом читая молитву, что сейчас звучит её голосом в трудные времена. маме тоже страшно, но для тебя она — супергероиня, только без брони и меча;

поезд через границу, на месте так долго не усидеть — целые сутки. скоро шумная встреча с дальними родственниками, а пока — выучить все остановки. вот три последние: «Курск-Орёл-Брянск». у купе проводницы висит расписание — бегать к нему не реже раза в часа полтора — чем же ещё заняться;

сестра приезжает редко, её не хватает: родители часто ругаются, мама на нервах, тебе примерно шестнадцать, и это очень жестокий возраст. спасибо, что есть переписки ВК: там вы всегда на связи, там можно найти поддержку; приглашает к себе в большую Москву, покупая билеты;

в «Большой Москве» у тебя специальный плейлист для наушников. Animal Jazz, Alai Oli, Jane Air — все озвучивают твои мысли, хотя казалось, что ты одна такая уникальная, с душевной драмой, надломом и бунтом, кипящим в крови.

конец ноября, мне двадцать. вокзал, бумажный кофейный стаканчик, башня часов. мой телефон воруют, пока дую на кофе, прищурив глаза уже низкому, но всё-таки солнцу. а я улыбаюсь, потому что впервые едем с тобой в Алушту. серо-синий шторм, пустой галечный пляж, крики чаек, вино.

(в те далёкие двадцать я сразу, кажется, поняла: потерять дорогой телефон — как разорвать отношения, которые тяготят, угнетают, дышать не дают. и я шагнула в любовь, настоящую, крепкую, верную, без списков «за» и «против», безо всяких сомнений и угрызений)

...если память так маломерит, я найду коробку пошире и подлинней: в этой жизни столько любви, в каждом невидимо-видимом жесте, несказанном слове — читай между строк только сердцем.

Мне столько всего предстоит дописать в эту «заметку».

Главное, не забыть.