Пальто висело в шкафу, в дальнем углу, за приколоченной дверцей: хочешь дотянуться — изогнись всем телом, балансируя на носочке правой ноги. К тому же, висело в чехле, запертое на молнию. Только пытливый взгляд, брошенный в темноту, мог различить его замершую тень. Только пристрастный глаз мог угадать его острые плечи, торчащие из-за плеч клетчатого пиджака. Пальто молчало, пальто сливалось со стенкой шкафа. Триста пятьдесят дней его не доставали и не носили. Мамы не стало в конце сентября.

Аня помнила тот сентябрь. Осень начиналась неспешно, смущённо. Но за неделю до октября вдруг нагрянул колючий ветер. Мама надела пальто только раз, в понедельник — чтобы красивой сходить на приём ко врачу. Пальто удивлённо обнимало мамину тощую фигурку. Почти так же несмело, как теперь пустоту. Во вторник мама слегла. К четвергу угасла. В субботу похоронили. В день похорон вдруг потеплело. Мягкое солнце будто очнулось после минутного сна, и так до самого ноября. Аня помнила тот сентябрь. Нынешний выдался холодней.

По дороге в университет каждое утро Аня задерживалась у серой пятиэтажки, на первом этаже вмещающей ателье. За стеклом французских окон, едва прикрытые манекенами, на крапчатом фоне стеллажей с рулонами тканей трудились две женщины маминых лет. Одна была полненькой, со смешливым характером, иногда выходила на улицу и воровато курила — наверное, начальник её штрафовал. Вторая, сухонькая, маленькая, с застывшим лицом, любила сидеть в старом креслице, листая модный журнал, — наверное, вспоминала, как в молодости мечтала стать кутюрье. Аня смотрела на них, маскируя своё любопытство: стояла в очереди за булочкой с маком. Вереница голодных студентов двигалась медленно и рывками. В это время под куцую курточку задувал беспардонный ветер. Аня мёрзла. У Ани рождался план.

За неделю до октября Аня вышла из дома пораньше. В правой руке тяжелел пакет. Всю дорогу пакет не причинял неудобств. Скромно лежал в автобусе на соседнем сиденье. Мягко постукивал при ходьбе о коленку. Аня не замечала. Дорога из дома до универа в то утро как будто ничем не выделялась. Но, добравшись до ателье, Аня остановилась — глянула в сторону очереди за булками, нащупала мелочь в кармане курточки, сморщилась. Глупо таскаться с огромным пакетом по аудиториям. Глупо снова вешать пальто в шкаф: придётся ведь изогнуться, балансируя на носочке правой ноги. Аня зашла в остеклённое помещение, плюхнула пакет на стойку, где принимали заказы. Женщина, та, что вторая, оторвалась от журнала, вопросительно улыбнулась.

— Надо подрезать пальто, — прошептала Аня, — чуть выше колен.

Пальто выбралось из пакета и распахнулось на портновском столе. Чёрные полы его — словно крылья — затрепетали в надёжных руках. Швея отчертила белой линией лишнее. Ну-ка, примерьте.

В ателье было много заказов, у Ани скопились долги по домашке, не было времени забежать. Пальто, умевшее ждать, тихо висело до самого воскресенья. Подшитое, облегчённое, вырвалось на свободу только в начале недели. Перед выходом Аня подметила: широковато, но зато, если носом приникнуть к манжету, слышен запах знакомых духов.