Это было третье свидание. Парень хороший — программист, сам из Мурманской области, но учился в Питере, тут же остался работать. Приятный, но как будто не более. Я давно заметила, что если к третьему свиданию нет однозначной симпатии, то дальше продолжать не стоит, и решила, что сегодня надо разобраться окончательно.

Есть одна методика, сказала я. Один учёный придумал «Тридцать шесть вопросов, чтобы влюбиться». Берут двух незнакомцев, сажают за стол. Они по очереди задают друг другу тридцать шесть вопросов, по очереди отвечают на них. Когда вопросы кончаются — молча смотрят друг на друга пять минут. И всё — в этот момент возникает влюблённость, потому что они стали друг другу ближе. Или не возникает, тогда понятно, что нужно расходиться.

Вопросы личные, на уязвимости. «За что вы больше всего благодарны? Что бы изменили в своём воспитании? Какое ваше самое дорогое воспоминание? Что для вас наиболее ценно в дружбе? В партнёре? Что вам в нём нравится? Когда вы в последний раз плакали?»

Я пригласила его к себе — дома уютнее, проще говорить раскованно. Он явно рассчитывал не на то, что я предложила. Пришёл с цветами, бутылкой вина. Я сказала — разопьём после, чтобы алкоголь не отвлекал. Открыла список. Один вопрос, другой. Банальные ответы.

— Если бы можно было пригласить на ужин любого человека (в том числе знаменитость или того, кого нет в живых), кого бы ты выбрал?

— Мартина Гора.

— Это кто?

— Это из «Депеш Мод». Он гений, переизобрёл звук в своих композициях, постоянно экспериментирует.

— Что для тебя идеальный день?

Задумался.

— Вкусно позавтракать, поиграть на гитаре, посмотреть интересное видео. Съездить на прогулку в лес.

— С какой способностью ты бы хотел проснуться завтра утром?

— Телепортация?..

— Почему?

— Ну классно было бы, метро не нужно использовать, самолёты, поезда. В любую секунду можно оказаться, где хочешь.

— Какое воспоминание для тебя самое дорогое?

— Когда я последний раз видел дедушку перед смертью. Мне было шесть, он уже болел. Мы приехали к нему, родители собирали вещи в больницу, он играл со мной, читал мне книги. А потом уехал и всё.

Мы помолчали.

— Что для тебя значит дружба?

— Одна из самых важных вещей в жизни.

— Какую роль в твоей жизни играют любовь и нежность?

— Тоже важную…

— А поподробнее?

— Ну мне со школы не особо везло в любви.

— Расскажи о неприятной ситуации или смущающем моменте из своей жизни.

Он замялся.

— Вот ты меня прям подвела… Была у меня одна история, в школе как раз, с девочкой, которая мне нравилась.

— Расскажешь?

— Её звали Кристина.

— Кирилл и Кристина, красиво! Как в фильмах вырезают на деревьях: K&K.

— У нас до такого не дошло. Да вообще ни до чего не дошло. Понимаешь, Кристина была странная. Красивая, да. Русые волосы, толстая коса. Всегда в скромных платьях ходила, даже зимой. У нас все в пуховиках да ватных штанах — север, снег восемь месяцев лежит — а она в платье и пальто. Весной в плаще с поясом. Нам двенадцать, мы в футболках ярких с рисунками, а она в платьях, такая леди. Девчонки её шпыняли за это. У неё ещё мамы не было, только бабушка. Она работала в Ботаническом саду — да, у нас в городе есть Полярный Ботанический сад, — с растениями возилась. И дома у них все окна были в цветочных горшках, представь, в листьях, чуть ли не в деревьях целых. Они ещё жили на первом этаже, так что было отлично видно; окна светились розовым, там какие-то специальные лампы для растений висели, но тогда про такое никто не знал, поэтому выглядело пугающе.

Я представила, как цветы раскинулись вдоль стёкол чёрными лапами. Представила задёрнутый тюль с вышивкой, как в моём детстве. Увидела, что цветы будто прорастают сквозь ткань, тянутся к розовому свету в квартире.

— И вот: бабушка возится с цветами, окна стрёмные, ярко-розовые, с этими растениями, Кристина странно одевается… Девчонки стали говорить, что бабка её — ведьма, развешивает эту траву, сушит, зелья варит. Кристина ещё в школьной столовке не ела, свои булочки из дома приносила, её и за это гнобили.

— Звучит очень жестоко.

— А я с ней в одном подъезде жил. Моя мама с её бабушкой общалась. Я один раз дома у них был. Мама отправила что-то забрать, не помню уже, и я ждал в коридоре, разглядывал квартиру. Так у них даже обои были с цветами. Зелёные в крупный цветок. Не блестящие, как у меня дома, а матовые. Я как будто попал в джунгли. И рядом вешалка стояла. Такая, из тёмного дерева, витая, с вензелями, как будто из XIX века. А мы в панельке жили. У нас в квартирах были советские стенки да крючки металлические. А на вешалках у большинства висели рабочие куртки. У нас же город вокруг завода построен… А у Кристины с бабушкой — бежевые плащи. Они вообще с этим городом не вязались.

— Так, и что было дальше?

— Я после этого только о ней и думал. А один раз у меня не было денег на обед, я всё потратил на новую игру компьютерную, и Кристина меня угостила пирожками бабушкиными. Все в столовку, а мы пирожки жуём. И домой вместе пошли, в одном подъезде же живём. Я уже думал, что дальше: позвать её гулять? как внимание проявить? Хотел цветов нарвать, да только снег кругом… Но у нас в классе девчонкам до всего было дело, они начали верещать, что Кристина меня околдовала, влюбила насильно.

— А тебе какое дело до них?

— Да как тебе сказать… Мне плевать было, но всё-таки неловко. Над ней смеялись, а меня защищать бросились. Я пытался… Не хотелось, чтобы надо мной тоже ржали…

Кирилл пожал плечами. Он и так сидел на самом краешке дивана, а тут ещё больше сжался, опустил голову.

— Я просто бездействовал. Причём это буквально пару дней длилось, у девчонок ярость на максимум взлетела. Они после школы пошли к нашему дому и разбили все окна в Кристининой квартире. Три окна. Цветы замёрзли. Кристина дома пряталась, молчала. Они кидали камни, пока стёкла не осыпались. А я застыл. Стоял и смотрел. Шевельнуться не мог. Потом Кристина в школу не пришла, вообще больше не появилась, они забрали документы. Мама рассказывала, что они переехали на «25-й километр», это микрорайон рядом с Ботаническим садом — поближе к работе бабушки. С мамой они больше не общались так много, как раньше. Я ничего о Кристине не знал. Потом нашёл в соцсетях, когда уже в Питере учился. Она в Москву уехала, МГУ окончила, вернулась и тоже в Ботаническом работать стала.

— То есть, у неё и без тебя всё хорошо сложилось?

— Да. Я однажды решился, написал ей. Встречаться не стали, так, переписывались. Сказала, что зла не держит. Что до этого всё равно бы дошло рано или поздно. Но мне почему-то до сих пор стыдно.

Я подумала, что это смело.

— И ещё. Я, когда к родителям приезжаю, хожу по городу, смотрю на наши панельки. Там теперь в каждом доме минимум по два розовых окна светятся. Каждый раз её вспоминаю. Прошло пятнадцать лет. Теперь у всех есть растения и розовый свет, и никого ведьмами не называют…

Я улыбнулась.

— Знаешь, а у меня тоже есть такая лампа.