Андрей Платонович возвращался домой в самом дурном расположении духа. Стояло жаркое душное лето, что категорически не нравилось его ослабшему сердцу. К своим шестидесяти двум Андрей Платонович Жданов нажил немного: однушку на первом этаже пятиэтажки, два развода, язву желудка и стойкое убеждение, что жизнь к нему крайне несправедлива. Детей у Жданова не было. Дважды он был женат, но ни с одной, ни с другой ничего путного не вышло. После второго развода, проходившего громко, грубо и под постоянным надзором тёщи, Жданов думал запить. И план свой даже начал реализовывать, но открывшаяся язва заставила его отступиться от этой идеи. Тогда Андрей Платонович окончательно ушёл в себя, стал сварлив, угрюм и нелюдим.

Проходя по детской площадке, находившейся во дворе его дома, Жданов недовольно ворчал: «Опять эти поганые дети! Один ор и шум от них! Никакого покоя! Зачем вообще им эти площадки настроили. Сидели бы дома тихо. Так нет же, носятся, кричат. Вечно им что-то надо!»

С детьми у Андрея Платоновича были особые отношения: он их не признавал, и они его тоже. Со злости иногда обзывал «маленькими паразитами». Неожиданно в спину Андрея Платоновича что-то ударилось. Резко повернувшись, он увидел за собой лежащего на спине мальчика лет пяти. Это был Вовка.

— Андрей Платонович, здравствуйте! Извините! — Это бежала со всех ног к ним Вовкина мама — Лариса. Ларисе было около тридцати и жила она с мужем и сыном этажом выше. Муж Ларисы периодически злоупотреблял спиртным и поколачивал своих домочадцев. Вот и сейчас на правой скуле Ларисы можно было заметить желтеющую гематому, усердно замазанную тональным средством. Пожалуй, во всей небольшой пятиэтажке Жданов испытывал хоть какие-то положительные чувства только к Ларисе с Вовкой. Однако от мальчика держался всегда обособленно — маленький паразит всё-таки.

Лариса подбежала к упавшему сыну, подняла его и энергично начала отряхивать от пыли.

— Вы извините! — весело обратилась она к Андрею Платоновичу. — Сорванец, совсем не смотрит, куда бежит!

— Извините, — пропищал ей в унисон Вовка. — Я на бабочку смотрел. Она там в кусте.

И он указал пухленьким пальчиком куда-то в сторону. Андрей Платонович покачал головой.

— Ты, пацан, под ноги лучше смотри. И вообще, что бегаешь как больной?

— Я болел! — кивком подтвердил Вовка. — Но уже поправился! Вы знаете, что тут волшебные качели во дворе? Мама сказала. Я покачался на них и поправился. Честно-честно!

Писклявый голос Вовки начинал действовать Жданову на нервы.

— Не бывает волшебных качелей, пацан. Лучше бы тебе это усвоить сейчас. И Деда Мороза тоже нет.

Лариса резко перестала отряхивать сына и выпрямилась. Лицо переменилось, куда-то пропала вся радость и дружелюбие.

— Ну ладно, всё. Пойдём, Вовчик, нам пора. Ещё раз извините.

Андрей Платонович продолжил свой путь домой.

«Волшебные качели. Ишь какую чушь придумала. И не стыдно ребёнку такой ерундой голову забивать».

До вечера Андрею Платоновичу всё немоглось. То ныл поражённый язвой желудок, то суставы, то сердце покалывало. «Совсем старый стал. Разваливаюсь», — думал с горечью он. К врачам ходить не любил, а потому гордо в одиночестве переживал все капризы организма.

«Волшебные качели. Ну баба-дура. Её муж колотит, а она сыну про волшебство рассказывает. Ну не дура ли?» — никак не переставал думать Жданов, бродя по своей единственной комнате и обмахиваясь сложенной вчетверо газетой.

К полуночи духота в квартире стала совсем невыносимой. Да и сон всё не шёл. В попытке найти хоть какую-то прохладу Андрей Платонович решил выйти во двор. В такой поздний час на улице было очень хорошо: свежо, темно и, что самое главное, тихо. «Мелкие паразиты» давно уже видели десятый сон в своих кроватях, а значит, и Жданов мог спокойно насладиться одиночеством. Внимание его привлекли зелёные качели. Это были самые обычные качели, которые можно увидеть на любой детской площадке. В голове у пожилого мужчины зародилась очень необычная для него самого идея. Оглядевшись по сторонам, как будто опасаясь, что кто-то может увидеть, Андрей Платонович сел на те самые «волшебные» качели. Слегка оттолкнувшись, он качнулся и... внезапно очутился где-то совершенно в другом месте.

Первые мгновения Жданов пытался понять, где он, что происходит и что за женщина стоит рядом. Приглядевшись, Андрей Платонович узнал в ней свою маму. Только ту, другую, какой она была раньше. Она улыбалась и подталкивала рукой качели, чтобы Андрей подлетал всё выше и выше. И Андрей летел. Летел так высоко и беззаботно. Впереди было долгое жаркое лето. Они с мамой пойдут на речку, где он с визгами будет бегать, обдавая всех вокруг разлетающимися брызгами. Потом схватит велосипед и поедет за Колькой, своим товарищем оттуда, из детства. Вместе с ним и другими ребятами они будут строить шалаш в роще. А потом он непременно полезет на дерево, чтобы так же непременно свалиться с него и ободрать колено. А вечером они вместе с папой и мамой пойдут запускать воздушного змея. И Андрюша, как ласково зовёт его мама, будет радостно бегать из стороны в сторону, крича тоненьким голоском: «Смотрите, летит! Он летит!!!»

Крупные солёные слёзы текли по морщинистым щекам Андрея Платоновича. И с этими слезами выходили вся злость, уныние и печаль. Ведь и сам он был таким же непослушным сорванцом, кричащим озорником, вечно чего-то желающим, вечно о чём-то мечтающим. «Куда всё это делось? — размышлял Андрей Платонович, взмывая вверх. — Когда я перестал мечтать? Перестал чего-то хотеть?»

Жданову вдруг захотелось сделать что-то очень важное, очень полезное и доброе для детей. И, может быть, тогда они не забудут! Когда вырастут и станут взрослыми. Может быть, они не забудут о своих мечтах, о своих желаниях и стремлениях... Но он подумает об этом завтра. Время ещё есть. А сегодня Андрей Платонович хотел бы ещё немного побыть там, в детстве, где он беззаботный мальчишка, у которого всё ещё впереди: Колька зайдёт за ним утром, мама готовит на кухне котлеты, и самая большая проблема — на какое мороженое уговорить папу: клубничное или шоколадное. А ещё ничего в теле не болит, не колет и не ноет, ну кроме ободранной коленки.

— А качели-то и правда волшебные. Не соврал Вовка, — неожиданно вслух произнёс Жданов.

Нет, конечно, тело эти «волшебные» качели излечить никак не могли. Но, кажется, они излечили самое главное, что болело у Андрея Платоновича, — его душу.