Шарик ночью плакал. Алёнка знает, что собака воет к покойнику. Ещё Алёнка знает, что умереть намного легче, чем выжить. Можно чихнуть в субботу, и в доме появится покойник. Появится не прямо в субботу, и даже, скорее всего, не в воскресенье, но скоро. Скоро — это хуже, чем в субботу или в воскресенье. Скоро — это каждый день ждать смерти.

Бабушка Соня смерти не ждала. Она с утра до ночи возилась в огороде, а потом слегла. Накрылась тяжёлым ватным одеялом и стала громко, хрипло дышать. «Хорошо, хоть картошку успела выкопать», — сказала соседка баба Маня. Баба Маня теперь приходит каждое утро. Ставит на стол тарелку с драниками, берёт табуретку и садится около кровати бабушки Сони. Драники у бабы Мани некрасивого синего цвета и всегда холодные — как будто она их не жарит в горячей печке, а морозит в стылом погребе.

«Главное, чтобы Яся успела приехать», — говорит баба Маня и вздыхает. «Не причитай раньше времени», — хрипит бабушка Соня и закашливается. Яся — Алёнкина мама. В паспорте маму зовут Янина, а в жизни — Яся. На Янину мама не похожа. У Янины должно быть круглое весёлое лицо и платье, в котором много юбок. Нижняя юбка должна быть белая, кружевная — как подзор кровати, на которой лежит бабушка Соня. У Алёнкиной мамы лицо худое, с длинной морщиной на лбу. Такое же лицо у женщины на овальном портрете, который висит на стене между окнами. Женщина на портрете — Алёнкина прабабушка, она умерла раньше, чем родилась Алёнка. Алёнке от прабабушки досталось имя. А маме — худое лицо и длинная морщина.

Маме послали телеграмму. Текст придумала тётя Рая — Варькина мама. Варька — лучшая Алёнкина подруга. А тётя Рая — учительница, и знает, что в таких случаях пишут в телеграммах. «В таких случаях» — это Варькино выражение. Варька видела текст, который тётя Рая написала Алёнкиной маме, но Алёнке не говорит. Варька теперь, когда видит Алёнку, делает такое лицо, как будто бабушка Соня уже умерла.

Алёнка на цыпочках выходит за дверь. Щеколду опускает медленно — чтобы не гремела. «Блинов поешь!» — кричит вслед баба Маня. «Не хочу», — говорит Алёнка уже во дворе и обнимает за шею Шарика. Шарик крутит головой — хочет лизнуть. Алёнка зарывается носом в густую шерсть. Шарик пахнет солнцем и печёной картошкой. «Драники не блины», — говорит Алёнка Шарику. Жёлтые, круглые блины бабушка Соня печёт каждое утро. Сначала половником наливает тесто на тяжёлую сковороду. Тесто растекается ровно, без единой дырочки. Потом чепелой отправляет сковородку в светлую, разогретую печь. Алёнка сидит за столом, смотрит в окно на Шарика и ждёт. Готовые блины ложатся румяной стопкой на чистый рушник. В доме пахнет тестом и стиркой.

Уже четвёртый день в Алёнкином доме пахнет спиртом, сладко-горькой травой и косынкой бабы Мани. Алёнка прижимается щекой к морде Шарика. Шарик ложится на спину, приоткрывает пасть и показывает зубы. Алёнка водит рукой по розовому животу Шарика. В глазах щиплет. Алёнка зажмуривается и видит волка.

Если Алёнка попросила правильно, волк придёт сегодня ночью. Прошлой осенью волк приходил к Маласаихе. Маласаиха старая и живёт с сыном у самого леса. Сын Маласаихин пьёт. Его так все и зовут — Генка-пьяница. Волк той осенью задрал Маласаихину овечку. «Это хорошо, что овечкой забрал», — сказала баба Маня. Алёнка тогда подумала, что баба Маня так со злости говорит. У самой бабы Мани ни коровы, ни овечек нет. А Варька сказала, что это смерть в виде волка приходила. Могла бы Маласаиху или Генку прибрать, но забрала овечку. «Теперь в их хате долго никто не помрёт», — сказала Варька. И Генка действительно не помер. Хоть на Троицу проспал всю ночь на кладбище, на старой могиле со сгнившим крестом. А на могилы даже наступать нельзя, не то что спать на них.

Бабушка Соня овечек не держит. «Хватит и коровы», — говорит бабушка. Корову зовут Мурка. У Варьки Муркой зовут кошку, а у Алёнки — корову. Алёнкина Мурка белая с чёрными пятнами — два пятна на спине, одно на морде. Бабушка Соня с Муркой разговаривает. Мурка мычит ласково, как будто мурчит. Мурку волку отдавать нельзя: бабушка ещё больше сляжет. Из-за Шарика бабушка не сляжет. Шарик поднимается на лапы и слизывает слёзы с Алёнкиного лица. Алёнка сидит на земле и прощается с Шариком. Она уже попросила волка, чтобы он отпустил бабушку и взял Шарика.

Калитка открывается так быстро, что Шарик даже не успевает залаять. «Волк!» — Алёнка хочет встать с земли и не может. Ноги стали такие тяжёлые, как будто Алёнка не сидит во дворе, а бежит в тяжёлом сне.

— А ты чего на земле расселась? Тоже заболеть хочешь?

— Мама!

Алёнка вскакивает с земли и несётся к калитке. За Алёнкой несётся Шарик. У калитки стоит мама — в узком синем платье, ещё немножко чужая, но уже почти домашняя. Алёнка двумя руками обнимает маму. Мамина кофта пахнет поездом, а руки — городским мылом.

— Врач через полчаса приедет. — Мама одной рукой обнимает Алёнку, другой гладит Шарика.

Врач приезжает на белом запорожце с круглой крышей. Живот у врача тоже круглый. Врач долго моет руки под старым рукомойником во дворе. Рукомойник звенит радостно и даже торжественно. Потом врач долго сидит на табуретке около кровати бабушки Сони — там, где раньше сидела баба Маня. «В лёгких чисто», — говорит доктор, и бабушка Соня улыбается. Алёнка улыбается тоже. Она не знает, что такое эти лёгкие, но радуется, что доктор бабушку похвалил.

Чай пахнет смородиной. Алёнка с мамой сидят за столом. На столе белая скатерть — чистая, только что постеленная. Бабушка Соня спит — неслышно, без хрипа.

— Мам.

— М-м? — мама отзывается сонно и закручивает волосы в толстый узел на затылке.

— А давай Шарика на ночь в дом заберём.

— Ещё чего! — мама встаёт, собирает чашки. — Шарик тоже, что ли, простудился?

— Нет, — говорит Алёнка и изо всех сил старается не заплакать.

— А что это у нас глаза на мокром месте? — спрашивает мама, и Алёнка наконец плачет. Плачет громко, навзрыд, до хрипоты, до потери голоса.

— Ну, ну, — мама прижимает Алёнкину голову к своему животу, и Алёнка перестаёт плакать, только всхлипывает.

— Волк, — шепчет Алёнка и сильнее прижимается к маме.

— Испугалась за бабушку? — спрашивает мама.

Алёнка кивает и опять плачет. Плачет и быстро-быстро говорит — про волка, про Маласаихину овечку, про Генку-пьяницу и про Шарика, которого заберёт волк.

— Задурили голову ребёнку, — злится мама и выходит во двор.

Алёнка выходит следом. Мама садится рядом с Шариком и обнимает его за шею. Алёнка стоит на пороге, смотрит на маму, на Шарика и на круглую, как блин, луну. «Волк, не приходи, пожалуйста», — говорит Алёнка луне и прислушивается.

Далеко в лесу дышит волк — тихо и сонно.