Елена Анатольевна лежала на подушках, прикрыв веки. Костлявой рукой, покоившейся на животе, перебирала складки одеяла. Чернильная муха прыгала в углу комнаты. Хотелось её прихлопнуть, но не было сил.

— Зоюшка, приди ко мне, — прошептала старуха, медленно разлепляя губы, за которыми темнели обломки зубов, и заснула.

Через полчаса дверь приоткрылась, в проём высунулась голова с чёрным пучком волос и тут же спряталась обратно. Это была Зоя, местная соцработница. Девушка приходила к Елене Анатольевне по несколько раз на дню: то подушки поправит, то утрёт губы после жидкого супа из картошки, то напоёт что-нибудь на своём, украинском.

Её тело, широкое, с толстой шеей и потерявшимися под кожей ключицами, заполняло треть комнаты в орловском малоэтажном доме.

Зоя умела варить «супы из топора»: в детстве любила слоняться по кухне, пока её бабушка крутилась по хозяйству. У неё и подсмотрела тысячи способов приготовления блюд из ничего. «Я его слепила из того, что было», — как пела Алёна Апина в песне «Узелок». В крепкий узел стянулось Зойкино прошлое и настоящее, как рыболовная сеть, в которую попалась щука.

Однажды утром Зойка обнаружила Елену Анатольевну за чтением молитвенника. Утренний свет из окна струился на кровать и белую, с жидкими волосами голову старухи. Морщины на лбу стали глубже, скулы проступили резче. Тонкие руки с синюшными венами замерли на книге.

— Доброе утро, Ленантольна! Манки? — привычно крикнула Зойка, занося на кухню тяжёлые сумки с продуктами.

— Да, золотце, лучше с комочками.

— Всё сделаю.

— Спасибо, милая.

Зоя загромыхала кастрюлями.

— Сон мне снился сегодня. Как Алёша, сыночек мой, зовёт меня к себе в Благовещенск. Предлагает все расходы оплатить, лишь бы приехала.

— Как знать, может, сон в руку! — крикнула Зоя из кухни, снимая кашу с огня. Сегодня собрать густые тёмные волосы в пучок не успела: малость проспала и теперь скакала по квартире как ужаленная.

— Сыночек-то мой из Афгана не вернулся, убили, — едва слышно прошептала Елена Анатольевна, осеняя себя крестным знамением и борясь с утренней сонливостью. Но Зоя услышала.

— Вы простите, что напомнила, по незнанию ведь. — Девушка подошла к подопечной и подоткнула подушки под спину.

Над головой старухи располагалось окно. Мороз разрисовал стёкла узорами, как палехскую шкатулку. Елена Анатольевна полулежала спиной к окну и не видела этого.

— Ничего, детка, ничего.

Уловила ноздрями еле слышный сладковатый запах манной каши из кухни и добавила:

— А было время, когда мы с Алёшей жили радостно, как у Христа за пазухой! — Зоя подала ей тарелку. — Добрым он был, во всём помогал. Снял мне домик у Волги, говорил — чего хочешь? Сделаю всё, что ни пожелаешь. Овощи были, вишни — всё своё, без нитратов. Садовника приставил к огороду, к саду. Была у него жена, Ясечка. Уж до чего красива и мила! Я как увидела её, сразу сказала: женись, больше такой не найдёшь. Как в воду глядела. Сын у них родился, Димочка, тихий и добрый, весь в папу. Эх, что за жизнь была...

— Ленантольна, вы так никогда не доедите, если будете мне рассказывать. — Зоя строго посмотрела на старуху и для большей убедительности насупила брови.

Ложка звякнула о тарелку.

— Мне этот сон дороже всего, детка. — Елена Анатольевна качнула коротко остриженной головой и глубоко вздохнула. Оправила белую прядь, в руке осталось несколько тонких волосков.

— Подержи тарелку, милая. — С этими словами старуха достала из-под ночной сорочки пакетик, лежавший у неё на груди. Через полиэтилен просвечивал небольшой обрезок тёмных волос.

— Это Алёшины, — пояснила она и добавила к тёмным прядкам свои седые волоски. Восковые пальцы с коричневыми старческими пятнами погладили прозрачный пакетик и юркнули с ним обратно под сорочку.

— Я уже сына потеряла, мужа от диабета, Дима в три года умер, а больше и некого терять, — промолвила Елена Анатольевна.

Зоя притихла у постели старухи на несколько минут, потом унесла пустую тарелку, положив подопечной под ладонь старенький кнопочный телефон со сколом на экране и пожелав хорошего дня.

После завтрака Елена Анатольевна почувствовала прилив сил. Включила телевизор, хотя покойный муж всегда говорил ей не смотреть этот, как он выражался, «зомбоящик». На первой кнопке выступал президент. Под взглядами камер он рассказывал об устойчивом экономическом развитии страны, несмотря на санкции западных стран. Елене Анатольевне показалось, что он устал.

«Если б мой Алёша видел всё это...» — подумалось ей.

В окно постучали. Елена Анатольевна вздрогнула, выключила телевизор и прислушалась.

Стук повторился.

— Зоя, это ты? — спросила она среди тишины, разрезаемой ударами в стекло.

Никто не ответил.

Елена Анатольевна попробовала пошевелить ногами, которые плохо слушались, и медленно опустила их на пол, опираясь руками о края кровати. Она по-прежнему сидела спиной к окну и ей просто необходимо было увидеть, кто стучит.

Елена Анатольевна сделала усилие и повернулась на звук.

Окно медленно распахнулось, впуская холод в прогретую комнату. Тёмный мужчина с тонкими чертами лица смотрел с улицы прямо на Елену Анатольевну. Его голубые глаза глядели по-доброму и, казалось, улыбались. В одной руке он держал горсть красных вишен, другой барабанил по стеклу.

Сердце Елены Анатольевны на секунду замерло и сразу же забилось быстро-быстро, как птичка, попавшая в силок. Старуха потянулась к окну, вглядываясь в этот улыбающийся рот, мысленно провела ладонью по родным тёмным волосам, по румяным щекам, которые, наверное, кололись, оттого что утром по ним не прошлась бритва.

— Лёша, ты пришёл за мной? — сказала она.

— Мам, я снял домик в Благовещенске. Переезжай! Там вишни, яблони, свой огород...

Старуха откинулась на подушки, вытянулась, как струна, её взгляд застыл, как будто это были не глаза, а стеклянные яблоки. Тело с повисшими руками опало на кровать. Пакетик с прядками уже не щекотал грудь, как бывало прежде. Последнее, что она подумала: «Как сладко, когда тебя ждут!..»

В полдень Зойка пришла в квартиру приготовить суп. Комната старухи оказалась пустой и выстуженной. Снежинки залетали в распахнутое окно, оседая на полу и кровати. Зойка заметалась, заплакала: сколько ни искали Елену Анатольевну, не смогли найти. Только в узкой кровати на белой смятой простыне цепенела горстка бордовых, налитых вишен, припорошенных снегом.

21 сентября 2022 года
г. Орёл