Обычно я всегда опаздываю. Но не сегодня.

Я сижу в каком-то чересчур нарядном костюме (в жизни таких не носил!) у стола с закусками в пустом зале. Здесь красиво: живые цветы, ленты, свечи. Только гостей пока нет.

Ну что ж, подождём. Я тянусь за телефоном, но вспоминаю, что недавно разбил его, а новым пока не обзавёлся. Чем ещё заняться, я не знаю — ждать чего-то без соцсетей под рукой мне ещё не приходилось. Смотрю на закуски, понимаю, что не голоден. Да и некрасиво как-то начинать есть до прихода всех остальных.

Сижу, болтаю ногой, разглядываю цветы. От скуки вспоминаю их названия: лилии, гвоздики, розы, орхидеи, хризантемы. Затем начинаю их пересчитывать, но, сбившись со счёта третий раз, перестаю. Концентрация никогда не была моей сильной стороной. В школе меня ругали за неусидчивость, во взрослой жизни отца всегда раздражала моя манера вождения.

А где всех, собственно, носит? Нетерпеливо хожу по залу туда-сюда, выравниваю стулья, одёргиваю скатерти. Ненавижу такие сборища, оттого злюсь ещё больше, что вынужден всех ждать. Мне, что ли, это надо?

Бесцельно прослонявшись час, злюсь. Знаете что? Знаете что?! Начну веселиться без вас.

Подхожу к столу с закусками, беру привлекательный бутерброд, подношу к губам. Нет, всё ещё не голоден. Кладу обратно. Нюхаю цветы — хорошо пахнут. В голове заиграл какой-то весёлый мотивчик, а название песни вертится буквально на кончике языка. Да какая разница? Начинаю пританцовывать, и тут замечаю маленький неказистый магнитофон в углу.

Чего? Лет двадцать не видел магнитофоны вживую. Включаю его — этот музейный экспонат ещё и работает! — и сразу слышу что-то торжественное, громкое и мрачное. Нет, это не подходит: ещё люди решат, что кто-то умер. Понажимал кнопки, переключил на радио и нашёл примитивный, но прилипчивый танцевальный бит. Это больше подходит!

Я пляшу в центре зала. Потом на столе. И на другом — странной ромбовидной формы. Видимо, такая дурацкая барная стойка. Я подпеваю песням, которые в жизни не слушал и чувствую себя пьянее и веселее с каждой минутой. Я срываю галстук и швыряю его в угол — никогда не любил костюмы! Встречаю своё отражение в окне и начинаю танцевать с ним, хоть какая-то компания. Потом снова возвращаюсь на странную «барную стойку».

Поскользнувшись на лакированной столешнице, роняю стол. Сильно не ушибся. Встаю и поднимаю ромбовидную доску, чтобы попробовать вернуть её на место — и замираю.

В столе всё это время спал какой-то человек. Странно, что мой импровизированный рейв его не разбудил. Человек в чёрном костюме, с галстуком, лежит на спине, скрестив руки на груди, а из-под рукавов выглядывают грубо зашитые швы. Такие же — на шее, на голове и на лице. Минуточку... Я присмотриваюсь и замираю в ужасе. Передо мной — бледный, израненный и осунувшийся, но до боли знакомый... я.

«Так вот почему все ленты здесь чёрные?» — не успел подумать я, как в комнату наконец заходят.

Заплаканная мама, отец и кучка родственников — все в чёрном — замирают на входе.

— Почему здесь такой бардак? — возмущается мама.