Рассказ

Я пил кровь девушки, что вплетала в свои косы солнечные лучи, и знал, что умираю. Наша любовь была обречена с самого начала. Любовь вампира и солнца...

Осенью 1883 года в душном Лондоне не нашлось для меня места. Что логично, когда ты официально мёртв. Вместо балов и светских приёмов — набережная, наполненная рыбной вонью; вместо роскошных покоев — дешёвые комнаты, пропитанные дрянными духами и табаком. Я ещё учился выживать в мире живых, будучи мёртвым. Мои деньги, титул герцога Оквитанского теперь принадлежали младшему брату. А мне — лишь могила, из которой я вылез на третьи сутки.

Когда становишься вампиром по случайности, потому что безлунной ночью столкнулся с пьянчугой возле кабака, который после выпил твою кровь, тебе приходится тяжелее. Нужен покровитель, у меня его не было. По-хорошему мне следовало бы покинуть Лондон, чтобы не столкнуться со знакомыми из мира живых. Но я не мог. Меня не отпускала Люси. А значит, я был вынужден воровать, пить кровь бродяг и пытаться самостоятельно умерить жажду крови, чтобы окончательно не превратиться в зверя.

Но эта ночь будет последней. Я тщательно подготовился к нашей встрече. Вдоволь напился крови, чтобы не навредить любимой; принял ванну (если ведро с холодной водой и кусок шершавого мыла можно таковой считать); привел в порядок заношенный костюм.

Она не знала, что я приду. Я и сам долго не мог решиться на эту встречу. Мы так и не закончили наш последний разговор с Люси тихим вечером в яблоневом саду. А ведь тогда она наклонилась ко мне, и её толстые переливающиеся медным солнцем косы качнулись в такт словам: «Мы — солнечные охотники, Ник. Вплетаем в волосы лучи солнца — самое злое оружие против вампиров. Но наша кровь...»

Появился её отец — хмурый, как грозовое небо, и такой же тучный. Позвал к чаю. Помню, я смеялся. Вампиры, охотники, лучи... А через два дня меня нашли мёртвым с двумя красными точками на шее в грязной подворотне.

И теперь слова Люси, как лезвие кинжала, проворачивались в моём небьющемся сердце.

Осенний колкий ветер подгонял меня в спину и проедал тонкий сюртук. Будь я живым — замёрз бы. Но вампиры не чувствуют холода. Зато чувствуют всепоглощающий голод.

На второй этаж, где находился балкон Люси, я взлетел ночной тенью и на секунду ощутил восторг от переполняющей меня мощи. Но тут же устыдился.

Дрожащей рукой толкнул дверь в спальню моей возлюбленной и удивился, что она была открыта. Люси сидела в свете мерцающей свечи и с грустной улыбкой смотрела в зеркало. Она видела меня, я уверен, хотя и не отражался.

— Я всё ждала, когда ты придёшь, Ник. — Люси обернулась. Две косы темнели в полумраке, но теперь при взгляде на них у меня по коже побежали мурашки. Интуиция шепнула: стоит Люси захотеть, и её волосы загорятся подобно солнцу, которое сожжёт меня дотла.

— Ты знала...

— Конечно. — Она сморгнула слёзы и подошла ко мне. — Я скучала...

— Я пришёл попрощаться. — Кончиком языка провёл по зубам, клыки заострились.

— Знаю. — Она прикоснулась ладонью к моей щеке. — Солнечные охотники всё знают. Но я прошу, на прощание поцелуй меня.

— Нет!

Я отпрянул, потому что аромат Люси стал нестерпимым. Он пьянил слаще вина, её кожа белела фарфором в лунном свете, на ощупь я знал: она как шёлк. А потом как в тумане: её алые губы; мои руки сжимают узкую талию Люси; пульсирующая вена на шее; пряная кровь...

Я пил её и понимал, что умираю. И убиваю ту единственную, что верила мне.

Солнце вливалось в вены, зажигало их огнём, выгрызая из меня дьявольское отродье. А Люси не сопротивлялась. Тонкими, уже безжизненными руками она обнимала меня и притягивала всё ближе, словно боясь, что я исчезну.

Мы умирали...

* * *

На кладбище солнечным осенним днём возле одной из могил остановилась молодая пара. Девушка с белокурыми косами и юноша в потёртом костюме. Они молча постояли перед могилой герцога Оквитанского, затем крепко взялись за руки и пошли прочь.

— Почему ты не сказала мне, что твоя кровь исцелит меня? — в который раз спросил юноша свою избранницу.

Девушка подняла на него взгляд лучистых глаз и улыбнулась. Взамен на его исцеление она пожертвовала своим даром и семьёй. Своей прошлой жизнью.

Вместо ответа её пальцы только сильнее сжали его ладонь.