На тихом часе Ярик сказал:

— А я знаю страшную историю!

Он сел на кровати и стал говорить тихим завывающим голосом:

— В чёрном-чёрном городе... на чёрной-чёрной улице... в чёрном-чёрном доме... жила чёрная рука... и она вылетала на улицу...

Я совсем не хотел знать, что ещё делала чёрная рука — мои обычные руки уже были все в мурашках, и в животе стало холодно. Я быстро притворился, что сплю: укрылся одеялом с головой, зажмурил глаза, а уши крепко-крепко заткнул пальцами. Правда, долго я так лежать не смог: мне было душно, темно и слишком тихо. Тогда я потихоньку откинул одеяло и открыл глаза. А уши открывать пока не стал.

Я сразу понял, что Ярик уже не рассказывает про чёрную руку, потому что прямо рядом с его кроватью стояла Галина Александровна и ругалась, это было ясно и без звука. Я открыл уши — да, она говорила то же, что и всегда: что Ярик соскучился по углу и что она поговорит с его матерью. Около Галины Александровны стояла Вика Зайцева. Вика вечно ноет и жалуется воспитателям, за это её никто не любит. Но сейчас я был рад, что она нытик и ябеда, потому что Ярикова страшная история была ужасно страшной.

Весь остаток дня у меня в голове были эти слова: «в чёрном-чёрном городе, на чёрной-чёрной улице...» Даже когда мы с мамой шли домой, и она рассказывала, что купила в магазине, я всё время думал об этой руке.

— Ты какой-то тихий сегодня, — сказала мама. — У тебя ничего не болит? Нормально себя чувствуешь?

У меня ничего не болело, но и нормально я себя, конечно, не чувствовал. Потом мне стало лучше: я посмотрел мультики и забыл про чёрную руку. Но перед сном она вернулась.

Я почистил зубы, лёг в кровать и вдруг подумал, что когда выключат свет, моя комната станет... Не-е-ет! Я включил ночник и положил рядом большого медведя Фёдора, которого мне подарили, когда я только родился.

Мама с папой пришли попрощаться перед сном и ужасно удивились. Мама сказала:

— Дима, ну куда ты такого громадину в кровать притащил? Он же больше тебя места занимает.

— Ничего не больше, — сказал я и обнял Фёдора. Он был мягкий и немного пах шоколадкой.

Папа засмеялся и сказал:

— Ладно. Спокойной ночи.

Он потянулся выключить ночник, но я его остановил:

— Не надо, я пока со светом полежу.

— Чего это вдруг? — спросил папа.

Я думал, рассказывать про чёрную руку или нет. Вдруг они просто скажут, что это ерунда? Но страх ведь от этого не уйдёт! Как же я тогда выдержу всю ночь в этой чёрной-чёрной комнате?

Нужно было решать. Я тяжело вздохнул и сказал:

— Ярик сегодня рассказывал одну историю.

— О, опять Ярик... Что теперь? — Мама села ко мне на кровать и приготовилась слушать.

— Ну такое, знаешь... Про чёрную руку. В чёрном-чёрном городе, на чёрной-чёрной улице...

Я понял, что не смогу всё это повторить, и замолчал. «Конечно, они ничего не поняли», — думал я, но оказалось, что очень даже поняли.

— А-а, — восхищённо сказал папа, — летающая чёрная рука! Ну да, точно! В чёрном-чёрном городе!

Он повернулся к маме и весело спросил:

— Помнишь это, да? Вы тоже рассказывали? Как там было?

Лучше бы папа сказал, что это ерунда! Я не хотел слушать всё это снова, ни за что! Но мама вдруг сказала мне:

— На самом деле это неправильная история про чёрную руку. Хочешь, расскажу правильную?

— Не, не надо, — быстро сказал я и крепче прижал к себе Фёдора.

Не хватало мне ещё одной истории... Но мама не успокаивалась.

— Да нет, ты послушай! Настоящая история вот какая. Один дяденька купил себе чёрное пианино. Он сел на стульчик и хотел поиграть, но тут верхняя крышка открылась, оттуда вылезла чёрная рука и сказала: «Дай хлеба».

Если бы это было в саду, я бы укрылся с головой и заткнул уши, но при маме я такого сделать не мог, да и папа слушал вместе со мной. Пришлось терпеть. Если честно, мама рассказывала не особенно страшно — обычным голосом, без подвываний, как у Ярика. Но чёрная рука! Зачем ей хлеб?!

— Дяденька дал ей кусок хлеба, рука схватила его и спряталась. На другой день этот человек снова хотел поиграть, но опять появилась чёрная рука и сказала: «Дай хлеба». Он опять дал ей хлеба, и она спряталась. И на третий день он тоже хотел поиграть, и тоже показалась чёрная рука. И когда она сказала: «Дай хлеба», он ответил: «Не дам!»

Мама на секунду замолчала... Я думал: «Ужас, этот дядька сумасшедший! Зачем он ссорится с чёрной рукой? Уж лучше кормить её хлебом каждый день!»

И тут мама торжественно продолжила:

— И тогда крышка пианино откинулась, оттуда вылезла маленькая чёрная обезьянка и спросила: «А в чём дело? Хлеб, что ли, закончился?»

Когда мама сказала про обезьянку, я засмеялся. Мне стало так легко, что я просто-таки хохотал, и папа тоже хохотал вместе со мной. А мама улыбалась: ей было приятно, что нам понравилась её история.

— Ну вот, — сказала мама, — что нужно знать про чёрную руку. А если тебе начнут рассказывать что-то другое, ты вспоминай, что это всё напридумывали, а на самом деле речь шла всего лишь о маленькой обезьянке.

Светильник я всё же не выключил, но Фёдора положил на место — он и правда был очень большим. Перед сном я лежал и представлял себе маленькую чёрную обезьянку, которая пряталась в пианино. Интересно, как она туда попала и почему просила хлеб, а не банан, например?