Редакция журнала «Новеллы» располагалась на третьем этаже старой советской постройки, которая по всем признакам смахивала на памятник архитектуры, но не числилась им по документам, а потому разваливалась и была отдана на растерзание арендаторам. Журнал специализировался на мистике и фантастике.

Был холодный февральский вечер, темнело. Главред «Новелл», Арсений, сидел в тесном офисе, схватившись за голову — партия журнала, предназначенная для магазинов, задерживалась вот уже третий день, все договорённости летели в пропасть. Аня, помощник главреда, добровольно взвалившая на себя функции и бухгалтера, и секретарши, и доморощенного психолога, маялась с кофемашиной — автоматическое отключение не срабатывало, так что приходилось ловить момент и отключать вручную, чтобы не случилось кофейного потопа. В закутке за ноутбуком сидел штатный художник.

— Ваня, сколько можно! Мы выпуск анонсировали на третье марта. Осталась неделя, а у тебя даже обложки нет!

— Сеня, у меня кризис идей.

— Ваня, не до кризиса. Без тебя тошно. Не успеем...

Телефонный звонок перебил главреда.

— Алло! — Арсений отвернулся от трубки, тихонько выругался, потом продолжил в телефон: — Послушайте, мы уже обсуждали. Уверен, что ваш рассказ подойдёт для других изданий, но... Не бывает ничего уникального... Нет... Я желаю вам удачи, но вы не подходите. Да сколько можно! Не подходит нам ваш рассказ!

Арсений бросил трубку.

— Опять этот? — спросила Анюта.

— Задолбал. Неделю уже всем нервы мотает. Гений недоделанный!

— Что, больно автор доставуч? — Художник рассмеялся.

— А ты послушай. Пишет: «Я очень хотел есть. Везде было много людей. Мне очень хотелось есть». Это начало его творения. Ну чушь! И всё пишет на почту! Вот, — Арсений зачитал вслух: — «Мой рассказ очень уникален. Вы должны его опубликовать. Это действительно очень уникально...» Ваня, хорош ржать, рисуй!

Дома, поздним вечером, Арсений проверил почту, увидел очередное письмо про «уникальный рассказ», но даже открывать не стал. Не ужинал — от нервов не хотелось. Позалипал пару часов за тупейшими видео и отрубился. Снился художник Ваня — во сне Сеня почему-то откусывал ему пальцы, а тот всё смеялся и смеялся не прекращая.

Среди ночи его разбудил сотовый.

— Алло.

На том конце раздался хриплый, тугой и до боли знакомый голос:

— Мой рассказ очень уникален. Не стоило мне отказывать.

— Послушайте, я уже говорил, что нам не подходит ваш... — начал было спросонья Арсений, но вдруг сообразил, насколько всё нелепо и страшно, и взорвался: — Слушай, ты! Тебе кто мой личный номер дал? Три ночи! Ты долбанутый?!

— Я тебя найду, Сеня.

— Да пошёл ты!

Неугомонный автор звонил каждые полчаса. Арсений сидел на кухне в ночной мгле, не понимая, бояться ему или злиться, гадал, кто мог слить телефон, и сбрасывал.

Утром пришёл в редакцию совсем разбитый.

— Сеня, что случилось? — спросила Анюта с беспокойством.

— Он мне звонил.

— Кто?

— А ты, блин, не поняла! Неадекват с уникальным рассказом! Ваня, ты ему мой личный телефон слил?!

— Мне это надо? Пиши заяву в полицию.

Главред без сил опустился на стул рядом с кофемашиной, взял чашку, поглядел на неё бессмысленно и произнёс:

— Говорит он странно, как и пишет. Будто у него мозги больше четырёх слов зараз не обрабатывают... Псих, может?

День прошёл сносно. Вёрстку почти доделали, оставались мелочи. Арсений спал на ходу и ушёл пораньше.

Сумерки и бессонница туманили ему зрение, и дёрганого человека в плаще, идущего по пятам, он заметил только тогда, когда получил от него битой по голове...

Арсений открыл глаза и обнаружил себя привязанным к стулу. Огляделся — подвальное помещение, сырое и тёмное. Слева заплесневелая стена, справа какая-то замызганная синяя занавеска, за которой слышится натужный хрип, впереди — стол с яркой настольной лампой и человек с дёргающимися руками. Лампа ужасно била по глазам и слепила, так что лица похитителя Арсений разглядеть не сумел.

Уняв панику, он начал говорить:

— Вы кто? Это же... незаконно! Что вы творите?

— Зря не опубликовали, — знакомый хриплый голос. — Теперь я отомщу.

— Дружище, — голос у Сени задрожал. — Послушай. Если... если хочешь, мы опубликуем, ладно. Но на тебя же польётся шквал критики! Неужели ты думаешь, что хоть кому-то это нужно? Понимаешь, он очень специфический, твой рассказ... Ну... люди не поймут.

Человек странно зачавкал и сказал:

— Я единственный такой. Это случилось недавно. Я сохранил мысль. Остальные не смогли.

Человек наклонился вперёд, и Арсений увидел перед собой лицо мертвеца: впалые щёки со следами тления, выпадающие волосы, мёртвые глаза в рытвинах.

— Я докажу тебе, — живой труп дёргающимися руками схватил со стола стетоскоп. Холодными склизкими пальцами вложил оливы Арсению в уши, а головку приложил к своей груди. — Что ты слышишь?

— Н-ничего, — от страха Арсений сам сделался не теплее мертвеца. — Так ты... Погоди-ка... Так ты зомбак, написавший рассказ?! Но это же... уникально...

— Рад, что убедил, — мертвец начал сжёвывать слова, так что речь его стала совсем невнятной. — Язык мой тлеет. Это случилось недавно. Я... писал роман. И был лаборантом. И я умер. Я и коллеги.

— Тут Госхимпром недалеко, засекреченный. Ты оттуда?

— Да, я оттуда.

Страх вдруг сменился воодушевлением — истинным фанатиком своего дела был Арсений.

— Мы опубликуем, дружище! И интервью у тебя возьмём. Это же нечто невообразимое! Блин, а тебя же, наверное, заберут для исследований... Да и хрен с ними, мы успеем!

— Поздно уже публиковать. Я был талантлив. Я один мыслю. Но мозг разлагается. Вы можете обмануть. Не хочу ждать. Я хочу возмездия.

Мертвец отдёрнул синюю шторку — за ней стояла клетка, защищающая трансформатор, а в ней топорщились два полуразложившихся трупа. Как из «Рассвета мертвецов» или вроде того. Увидев живую плоть, они раззявили пасти и кинулись на клеть в бешенстве.

— Ты будешь такой. Будешь как они. Вся редакция будет. Мой мозг разлагается. Сначала четыре слова. Теперь три слова. Потом два слова. Потом... разуму конец. Разуму конец. Я хочу. Я есть. Я голоден. Голод.

Мертвец затрясся всем телом, а в клетке гнилые зубы впивались в металлическое ограждение и раздирали его.

Арсений рванулся в сторону и упал. Спинка стула треснула, больно поранив руку, но верёвки опали. Со всех ног ринулся Сеня вон из подвала. Запер дверь, вырвался на улицу и побежал — инстинктивно, не понимая куда и зачем. Снег залетал ему в лицо, но он не чувствовал.

Через полчаса обнаружил себя в редакции.

— Сеня, у тебя кровь! — Аня бросилась ему помогать. Все столпились рядом — Ваня, корректор, двое приходящих сотрудников, курьер, — все с испуганными лицами.

— Ребята, я такое пережил! Я зомбарей видел, настоящих! Нам нужно об этом.

Арсений осёкся. Слово «написать» никак не шло. Вспомнил: сначала четыре слова. Потом три слова. Потом два.

Поглядел на свою руку. Разорвал окровавленный рукав. Следы зубов.

На следующий день журнал сменил профиль и стал принимать литературу авангарда.

А на сайте в разделе о сотрудничестве появилось объявление: «Редакции требуется новый художник. На собеседование приходить лично».