У меня вечно холодные руки. Не знаю, что это — внутреннее бессилие, голод или плохие сосуды. А может, всё вместе?

У него руки всегда горячие и шершавые, странно плотные, будто наполненные изнутри двойным сплетением мышц и сухожилий.

Когда он впервые взял мои руки в свои, я почувствовала отторжение. У людей не бывает таких плотных и твёрдых рук.

Я смотрю на него изо дня в день и думаю лишь о том, как мне вырвать улыбку из его вечно недовольного лица. Я укладываю волосы и мажусь кремом, тайком подкрашиваю ресницы, подаю ужин из трёх блюд. Отмываю до блеска маленькую квартирку, снимаю пижаму перед сном, принимаю соблазнительные позы.

Он приходит раньше обычного, хмурится, оглядывает коридор. Чисто, пахнет свежеиспечённым пирогом. Я прибежала с работы ещё час назад, чтобы всё успеть. Снова увидеть, как его лицо ломает нежная улыбка. Та, ради которой я согласилась на этот брак. Та, ради которой я приехала в этот богом забытый городок. Та, ради которой отказалась от себя.

Он говорит:

— У тебя губы потрескались, сделай с этим что-нибудь. Нам завтра идти в гости, не хочу, чтобы мне за тебя было стыдно.

Я понимаю, что снова весь день кусала губы.

* * *

Утром делаю вид, что сплю. Он уходит, а я наконец-то могу поесть. Он не разрешает мне ужинать — боится, что наберу вес. Весь вечер терплю сосущий голод. Улыбка важнее.

Иногда он специально ужинает второй раз у меня на глазах, рассуждая о том, что ему повезло с генетикой. Те, кому не повезло, должны просто стараться больше, иначе они становятся омерзительными. Он верит в то, что сложно начать делать новое, а вот не делать что-то — очень легко. Не есть — элементарно, однажды он специально голодал три дня.

Я завтракаю остатками вчерашнего обеда. Планировала, что это будет вечерний пирог, но его нет. Видимо, он вставал ночью или забрал пирог на работу. Сытость не приносит удовольствия, только тяжесть.

* * *

Мы в гостях у его друзей. Моих знакомых в этом городе нет, некому поплакаться, что я всё реже вижу улыбку на его лице. Некому рассказать, какие у меня холодные руки.

Хозяйка восхищённо смотрит на меня:

— Какая красивая у тебя жена!

Он многозначительно улыбается (я почти счастлива!):

— Я знаю.

Мы играем в настольные игры, я умудряюсь шутить и выигрывать. Люди искренне рады не только моему лицу, но и спутанно-странным мыслям. Я воодушевлена, наполнена теплом и гордостью, готова играть всю ночь.

Он встаёт:

— Мне завтра рано вставать, уходим.

Вместо улыбки его лицо ломается жёсткими осколками.

Пока такси тащит нас по вечернему городу, он поворачивается ко мне и говорит:

— Я же просил меня не позорить. У тебя ужасные шутки. За столом такое не говорят.

Я сжимаю пальцы, чувствуя, как холод распространяется от ладоней выше. Интересно, если порезать руки, горячая кровь согреет их?

* * *

Я рисую грустную девушку, которая стоит на фоне обрыва. Её волосы развевает ветер, в левой руке она держит нож, на нём капли крови. Оледенелыми пальцами сложно выводить чёткие линии, мне кажется, будто их холод падает на рисунок, наполняя небо морозной синью. Холст поглощает холод, как губка, жадно впитывающая воду. У девушки с рисунка длинные тёмные кудри, зелёное платье и босые ноги. Она знает, что будущее предопределено, её смерть находится в двух шагах... Но серебристый блеск ножа отражает шанс на спасение.

Он долго смотрит на рисунок и резким скрипучим голосом говорит, что получилось неаккуратно. Я не слушаю — ведь получилось именно то, чего я добивалась.

Хожу вокруг рисунка, пританцовывая, медленно двигаясь всем телом. Нужно дождаться, пока подсохнут краски, тогда придёт время для новой картины. Девушка с холста дала мне надежду. Я знаю, как согреть руки и вернуть его улыбку. Нужен новый рисунок — мозаика улыбающихся лиц. Они растягивают губы так широко, что щёки рвутся. Но мне не хватает материалов для работы. Этот холст не может впитать мою боль, чтобы выразить её.

Он подходит ко мне и говорит, что я занимаюсь ерундой. Смотрит долго, внимательно. Но его лицо неправильное — оно холодное, напряжённое, губы сжаты сухой нитью. Ничего не осталось от того улыбчивого человека с горячими и плотными руками. Но я знаю, что делать.

Иду на кухню за инструментами для следующей картины. Свежезаточенный нож красиво нарисует ласковую улыбку на тёплой и живой коже.