— Варь, прикинь, щас соседку встретил — ну ту, что из второго подъезда, многодетную... Она опять с животом. Это у них какой по счёту будет? — Отец прошёл на кухню и сел к столу. — Скажи, мать, о чём люди думают?.. Тех, что есть, обеспечить не могут, и снова рожают. Зачем нищету плодят?.. Слушай, а ты этого «Карло», что буратин строгает, хоть раз видела?

— Коль, шестого они ждут, ну так что... Я б тоже ещё от одного не отказалась.

— Варвара-а-а, вопрос закрыт! Мы же договорились: один, но чтоб в шоколаде. Нам дачу достраивать надо и вообще...

— Набожные они, Коль, в храм всей семьёй ходят и дружные очень. А как сам выглядит?.. Да «задохлик», если одним словом, но руки мастеровые, соседям с починкой техники помогает.

— Видать, не одними руками работать любит! — засмеялся отец. — Цирк, да и только.

— А он мне робота с оторванной ногой починил, — влез в разговор Лёшка. — Я его их близнецам отдал и машину со сломанным пультом тоже, пусть играют. А мама у них хлеб вкусный сама печёт, прикинь, а мы почему такой невкусный всегда покупаем?

— Избаловали мы тебя, Лёш; вот нас мать пятерых одна воспитывала. Ботинки да пальто одни на всех были, гуляли по очереди, а из еды — картошка жареная, суп из перловки да батон один на день, а по праздникам — селёдка.

Я в детстве возле булочной отираться любил; бывало лбом к витрине прижмусь и с булки французской, что с хрустящей корочкой, глаз не свожу, а в кармане — пятак медный неразменный, мы его к шишкам да синякам прикладывали, — две копейки всего до булки не хватает и взять негде; по улице туда-сюда хожу, под ноги смотрю, вдруг кто обронил случайно.

Помню, сосед с бубликом из булочной вышел, откусил и стоит, жуёт, а я на его бублик смотрю, слюной захлёбываюсь, думаю: вот бы он его уронил! — а он на меня так зло глянул, сощурился, ругнулся нехорошо, бублик мне под ноги бросил, пошёл и всё на меня оборачивался. Я дождался, когда он за угол зайдёт, бублик поднял, об рукав обтёр и домой понёс, да не донёс... Как по дороге съел — не заметил. Знаешь, голод с годами забылся, а вот взгляд тот презрительный, словно он клопа раздавить хочет, но брезгует, я до сих пор помню...

Лёха, а ты, я смотрю, опять у пирога сердцевину выгрыз, а край кто доедать будет? Что — в ведро помойное?.. Балбес! — Отец доел корку, отвесил сыну подзатыльник, и тот, насупившись, пошёл в свою комнату.

— Алексей, вернись! Цирк из столицы с гастролями приехал, билеты, говорят, дорогущие... Пойдём?

— Ага, и чтоб в первом ряду обязательно, да?

* * *

— Пап, прикинь, Сашок, что из многодетных, в цирке ни разу не был, у них и телик допотопный, чёрно-белый ваще, да?

Отец надел плащ, положил в карман червонец и взял в руки широкополую шляпу.

— Сын, руку дай, дорогу переходить будем.

— Вот ещё, что я маленький? И вообще... Не хочу я с тобой за руку... Ты мне подзатыльник... Больно... — Лёшка насупился и спрятал руки в карманы.

Очередь за билетами растянулась почти до остановки.

— Лёш, встань в конец, я к кассам пойду и покурю заодно.

— Лёха! — Сашка схватил приятеля за рукав. Рядом с ним, держась за руки, стояли близнецы с голубыми воздушными шарами с нарисованными на них улыбающимися обезьянами. — У нас сегодня тоже праздник, правда, здорово?

— Какой ещё праздник?

— Так цирк же... Папка уже билеты покупает, вон, у кассы стоит, видишь — рядом шляпа, ну... мужик в шляпе курит, — засмеялся Сашка. — Айда к нам, мы и вам билеты без очереди купим.

— Мне два взрослых и пять детских и поближе, пожалуйста. — Худощавый отец семейства наклонился к окошку кассира, затем выпрямился и ободряюще посмотрел на своих.

— Сколько? — ахнул он, услышав голос из-за стекла, и суетливо полез в боковой карман куртки, потом в другой, затем хлопнул себя ладонью по лбу, смущённо улыбнулся, достал из нагрудного кармана удостоверение, уронил, наклонился, поднял, обтёр об рукав куртки и протянул в окошко: — А у нас вот что ещё есть...

— Не действует? — Лицо его вдруг стало по-детски беспомощным, губы задрожали. — П-п-почему?

— По кочану... — зло ответил голос из окошка кассира.

— А если на самый последний ряд и в уголочке? — Лицо мужчины побледнело, руки задрожали, взгляд стал заискивающим и растерянным. — Девушка, я вас о-о-очень прошу, поищите, дети так хотели...

— Я вам не девушка, ничего не могу сделать... Следующий!

— Как же так... Как же так... — растерянно и очень тихо повторил худой. — Ничего не можете сделать... — и он виновато посмотрел на глядевшую под ноги жену.

— А мы чичас коунов мотеть будим! — радостно верещал рядом малыш лет трёх, потом вдруг посмотрел на папу и заплакал. Старшая девочка взяла его на руки.

— Я тебе дома из ваты клубок сделаю, зелёнкой покрашу, на резинку приклею — и будет у тебя нос, как у клоуна, хочешь?

— Дя-а-а, — обрадовался малыш и обхватил сестру за шею.

— Пап, ну его этот цирк, что мы там не видели?! — Сашок теребил отца за рукав куртки, опустив к асфальту глаза. — Сегодня по телику «Неуловимых» показывать будут... Ну, пойдём домой, а, пап...

Близнецы испуганно переводили взгляд с папы на маму, потом разом разжали кулачки — синие шары взметнулись в небо, хвостами зацепились за провода, запутались в них и стали раскачиваться из стороны в сторону, улыбаясь обезьяньими мордочками.

— А-а-аа! — тут же в унисон зарыдали двойняшки.

— Побыстрее там, нищеброды, мы что мёрзнуть из-за вас тут должны? — с презрительной миной на лице на всю очередь прокричала толстая тётка в каракуле. — Расплодились на нашу голову...

— Мужик, богатый ты очень или карман у тебя дырявый, что такими деньгами соришь? — Мужчина в надвинутой на глаза шляпе коснулся «задохлика» рукой, кивнул на купюру, лежащую под его ногами, развернулся и быстро пошёл в конец очереди, по пути ненароком наступив каракулевой толстухе на ногу.

— Па, — окликнул его Лёшка, почему-то оказавшийся сзади.

— Лёш, тут дело такое... — смущаясь и не глядя сыну в глаза сказал отец. — Я, кажется, деньги дома забыл... Сегодня уже не успеем, может, на завтра цирк перенесём, куда он от нас денется?..

— Па, давай домой пешком пойдём... За руку... Дорога впереди опасная.

Сын вложил замёрзшую ладошку в крепкую руку отца.