Маня опоздала на встречу. Она забежала в кафе запыхавшись, запутавшись в двери, запнувшись о порог. Те две секунды, что на неё глядели, показались вечностью.

Галя сидела за столиком у окна, хмуро листая журнальчик. Маня не заметила вешалку, поэтому свернула пуховик и оставила его сиротою на подоконнике.

— Час, — сказала Галя. — Я жду тебя час.

— Прости. ЧП, — пропыхтела Маня, садясь и поправляя кофточку.

Галя отложила журнальчик и поставила руки на стол равнобедренной трапецией.

— И что случилось? — спросила она.

Маня сделала вид, что не расслышала вопроса. Она листала меню, странички склеивались. Она побесилась немного и заказала капучино. Сейчас везде есть капучино.

— Так что случилось? — повторила Галя, когда официантка, черкнув в блокноте, удалилась. — Я не отстану.

Маня мялась, пока не дождалась кофе. Руки у неё были красные, обветренные, но аккуратные и ловкие. Красные пальцы на фоне белой кружки. Маню передёрнуло.

— Ты меня пугаешь, — сказала обеспокоенно Галя.

— Да я так, — пробормотала Маня. — Случай один был.

— И какой же?

— С трубкой.

— С трубкой? — переспросила Галя.

— Ага. Я на смене была, сегодня в Четвёртой.

— Это городская которая? — уточнила Галя.

— Ага, — кивнула Маня. — Ну. Уже без десяти три было, когда ещё одного привезли. Сказали: срочно. Ну я и пошла. Кровь-то ведь недолго взять, если человек один, а не очередь с бабками и истеричками или истеричными бабками. Ну и иду я. Палата № 6. Как у Чехова, блин.

В общем, иду по коридору, и предчувствие у меня какое-то не такое, но думаю: кажется же. В общем, вдыхаю поглубже, захожу.

— И? — спросила Галя.

— И ничего. Пусто. Никого. Окно открыто. Шторки развеваются красивенько так. Ну, я пошла к Степановне, спрашиваю, мол, у кого кровь-то брать? Она смотрит на меня, как на дуру, говорит: дык в шестой палате. Я говорю: так там нет никого. Она, значит, напряглась так, побледнела даже (хотя мне это сейчас, наверное, так кажется). На часы глянула: твоя смена, говорит, кончилась, иди домой. Ну, уговаривать не надо.

Переоделась, собралась, пошла.

Я ж ведь в приёмочном крыле была, а калитка к остановке нужной за корпусом. На улице не жарко, так что я срезать решила. Там внутренний дворик небольшой есть. Пациенты летом свежим воздухом дышат, врачи курят. А сейчас зима же. Снег нетронутый лежит. Только с краю тропинка узкая — для таких срезальщиков, как я.

— Не нравится мне, как нагнетается всё, — вставила Галя.

— Не зря не нравится, — усмехнулась Маня. — В общем, выбегаю я, дверью хлопаю. Показалось, что эхо даже было... Я сначала капли крови на снегу увидела. Яркие такие. Сочные. На рябину похожие...

— Не надо... — поморщилась Галя.

— Он стоял прямо напротив меня, — задумчиво продолжила Маня. — В белой больничной пижаме. У него из живота торчала трубка дренажная. Он её не замечал. Он просто посмотрел на меня, показал пальцем вверх и промычал что-то. Падал снег. Он поднимал лицо к небу и не замечал, что его кровь капает на этот самый снег...

Лёшка стоял за его спиной и показывал мне руками что-то. Я не поняла. То ли я должна была проскочить к нему, то ли обратно в приёмную бежать. Не знаю... Они с другим нашим санитаром стояли шагах в двадцати от Трубки и следили за ним.

— А что с ним было-то? — спросила Галя.

— Да не знаю, не спросила... Что-то срочное. Из психбольницы санитары его привезли на своей машине, оставили, вколов что-то, и уехали. Сказали, приедут через час.

Ну мы и ждали. Меньше часа, конечно, им позвонили. Но минут двадцать стояли. Закрывали собой «пути отступления», как сказал Лёшка.

— И что потом было? — спросила Галя.

— Да ничё. — Маня пожала плечами. — Мы с ребятами не двигались. Трубка смотрел на снег, иногда языком его ловил, иногда кружился в сугробах. В процессе он, как-то сам того не замечая, зажал рукой в нужном месте, кровь почти перестала идти. Он... всё время что-то напевал, что-то знакомое, но никак не могу понять что...

Нам потом сказали, что он из буйных. Но он был спокойнее, чем все мы. Он был таким... умиротворённым, что ли... Не знаю.

Маня замолчала.

Галя не знала, что сказать. Как прокомментировать. Она растерялась.

Маня красными руками постукивала по кружке.

— У тебя хоть перчатки-то были? — спросила Галя.

— Не-а.

Снова молчали. Официантка забрала посуду.

— Ты прости, что я наехала... — сказала Галя. — Я ж не знала.

— Да ничего. Бывает. К тому же Трубка меня задержал на полчаса от силы, а опоздала я больше.

— Почему?

— Думала.

— О чём?

— О том, что увольняюсь, — ответила Маня и промычала обрывок какой-то мелодии.