Женщина сидит, низко склонив голову, на коленях лежит чёрный мужской пиджак, в руке она сжимает найденные в кармане три пакетика сахара.

Валечка Степановна, ну что же вы...

Большая рука ложится на её плечо. Женщина рыдает, сотрясаясь всем телом.

Открывает глаза за секунду до будильника, в квартире холодно и темно, сквозняк лижет ступни ледяным языком. Он идёт в ванную, на ощупь открывая двери, ровно две, огибает углы, зажигает свет, включает воду, ждёт. Трёт веки, смотрит в зеркало, на него в ответ пялится растрёпанное чучело с красными глазами. По глади зеркала ползёт мошка, ещё несколько мелькают над головой. Октябрь, думает он, чёртова осень, так откуда взялась мошкара? Включает плиту, регулирует огонь, насыпает кофе в воду, мешает — каждое действие размеренно и замерено. Завтракает, одевается, выходит из дома — три поворота ключа, четыре лестничных пролёта, пять станций метро, шестой этаж, понедельник.

Здравствуйте, доброе утро, здравствуйте. Так повторяется уже шестнадцать лет; ему нравится, нет, его устраивает его жизнь, привычная и знакомая: работа, бар по пятницам, зал три раза в неделю, баня раз в месяц. Ему нравится тихое клацанье клавиш, запах табака и хороший сон, хотя с последним у него не складывается: месяц и один день он просыпается от одного и того же надоедливого сновидения, почти кошмара.

Ты же любишь стабильность, хмыкает друг и пожимает плечами, а он молчит в ответ и хмурится, по стакану ползёт толстая чёрная мошка. К чёрту, думает он, ложась спать.

Утро. Морозный воздух холодит лёгкие, автобус подпрыгивает на ухабах. За окном поля, ямы, ветхие одноэтажные домики прячутся среди новых белокирпичных хором. Синий указатель: «п. Смородина». Он едет домой...

...И открывает глаза за секунду до будильника. Шлёпает в ванную, отгоняя мошек.

Решает не пить кофе. Вечером идёт к окулисту. Зрение не отличное, но и хуже не стало. Сходите к неврологу, советует врач. Деньги на ветер, хлопает дверью.

Невролог зачем-то уточняет рост, вес, привычки. Нервничаете на работе? Всё как у всех. Пока врач клацает ручкой, он косит глаз на мошку, ползающую по белой стене. Сходите к кардиологу, советует врач. Что же это такое, негодует он по дороге домой, пиная ногами снежные кучи.

Утро. Хлопья снега лезут в глаза и рот, минуя преграду капюшона. Кофе — в воду, хлеб — в тостер, палец — раздавить мошку.

Может, тебе отдохнуть денёк, два, недельку? Съезди домой, сходи на рыбалку.

Домой — это куда, думает он. В посёлке, где вырос, он не был ровно тридцать лет. Отец умер, брат женился и переехал, с матерью поругался. Ссору старался забыть, съехал, устроился на работу и жил, жил: работа, бар, зал, баня.

А, решил-таки в отпуск?

Да нет, какой там. Три дня отгула возьму, съезжу домой. Сутки туда-обратно, двое побуду с матерью. Говорит, а сам думает, когда это он решил вообще. Надо оно ему? Начальник чиркает закорючку подписи и суёт листок обратно. Отнеси Леночке нашей. Какой такой Леночке? Он и забыл. В отпуске был-то сколько лет назад — не помнил. Ищет кабинет Леночки.

Ой, кто это в отпуск идёт, гляньте-ка! Давай-давай. Ба, да у тебя тут печати нет, нехорошо, надо поставить. Потом и заноси, я как раз сейчас на обед убегаю.

Вздыхает, идёт обратно, два поворота коридора, три двери. Стучит к начальнику: мол, печать поставь, Иваныч. Печать, вертит слово на языке, шкрябает затылок. Чернила-то кончились, сходи, а? Идёт. На улице метёт горизонтально, вокруг белая буря, едва видно мысок чёрного ботинка в грязно-белом месиве. Бредёт в ближайший канцелярский. Соображает, что у Леночки чернила взять надо было: вот дурак!

Поставил, отлично. Хорошего отпуска, счастливого пути, ждём обратно.

Не отпуск — так, отгул, опять объясняет он, на три дня.

Утро, мошки не ползают по стеклу, а мельтешат вокруг, твари эдакие. Каша подгорает, кофе закипает и выливается на плиту. Он включает телевизор, бездумно тыкая по кнопкам пульта.

Срочные новости: на северо-западе Москвы пассажирский автобус врезался в ограждение, есть пострадавшие. На заснеженной дороге водитель не справился с управлением, в результате чего автобус занесло, и он врезался в забор бывшей территории... Речь тонет в скрипучих помехах. Выключает звук, хмурится, на секунду даже забывает о мошках. Вот ведь как бывает, думает он, пьёт кофе, натягивает самый тёплый свитер, колючий и едко пахнущий лавандой.

Билет на электричку стоит шестьсот рублей. Садится у окна, на соседнее кресло ставит рюкзак. Ну и то, вот такой вот я, не хочу, чтобы рядом сидели, думает он и поверх рюкзака кладёт куртку.

На кресло через проход садится женщина в шубе, высокой меховой шапке, на руках ребёнок.

Когда поезд набирает ход, ребёнок начинает хныкать. Женщина устраивает его поудобнее на коленях, качает, тихонько поёт. Он вслушивается в глупую песенку. Отчего-то в груди трещит, болит и как будто рвётся.

Придёт серенький волчок,
Схватит Катю за бочок,
Утащит её в лесок,
Закопает в песок.
Станут Катеньку искать
По болотам, по мохам,
По ракитовым кустам.

Ну-ну, спи, зайчик мой. Простите, виновато улыбается ему.

Он молча кивает. Насыпает сахар в коричневый пластиковый стаканчик. Дует.

Машет рукой, отгоняя мошку, норовящую залезть в нос.

Мошка, объясняет соседке по креслу.

Н-да, наверное, неуверенно улыбается.

Автобус номер девять дребезжит и тарахтит, того и гляди заглохнет.

В кабине холоднее, чем на улице.

Он прикрывает глаза и вспоминает.

Табличку «Смородина».

Ржавые зелёные ворота, деревянный дом, скрипучую дверь.

Соломенную шляпу на гвозде в предбаннике, зеркало над умывальником.

Маму. Цветастое платье, телогрейку, собранные на затылке заколкой-крабиком каштановые волосы.

Ягодно-домашний запах. Родинку на щеке, медовый смех, песни под гитару.

Тот самый вечер, последний, когда они всё ещё жили под одной крышей.

Стол, застеленный парадной скатертью, гранёные стаканы, гитара в руках брата, бас, баритон, что-то между, звон бокалов, новая песня.

В дребезжании автобуса ему слышится хор их голосов, отчего-то грустный и заунывный.

Автобус въезжает на мост со скрипом, ворча всем своим механическим нутром.

Он закрывает глаза и засыпает.

Утро. Первое ноября. За окном белая завеса снега.

По стеклу ползёт мошка.

Звенит будильник.

Он не открывает глаз.

Пусть земля ему будет пухом. Не чокаясь!

Он поднимает стопку. Брови нахмурены, уголки губ опущены. На мать и смотреть страшно.

Радио шелестит новостями: 30 октября междугородний автобус вылетел с дороги, есть пострадавшие.

Он спешно выкручивает звук на минимум. Где-то у соседей начинает кукарекать петух. Тамара Петровна, давняя подруга матери, первой заводит песню, остальные подхватывают.

Снег перестаёт к утру.