Окаменевшие от напряжения мышцы стыли, сжимались от холода. Справа занял место грузный пассажир, скользнул взглядом, причмокнул, но, к счастью, ничего не сказал.

Отвернулась к окну. Дрожал вагон, вибрировал телефон. Лида выдохнула, открыла глаза и достала горячий, выпрыгивающий из рук мобильный.

— Лида! Маша где?

Помолчала.

— Как не знаешь-то! Как не знать можно, где дочь твоя? Ты где пропадаешь? Где ты? Всё мотаешься? Вот надо тебе? Потому Паша и ушёл. Ты дома-то появляешься? Лида, ты слышишь меня? Приедешь когда? Когда приедешь-то? Давление у меня под двести... Переживаю за тебя. Носу не кажешь и дочь такую же вырастила. У тебя всегда...

— Мама, не могу сейчас говорить, — не дождавшись возражений, Лида сбросила звонок. Телефон совсем раскалился и будто снова забрюзжал, но Лида вжала боковую кнопку. Мобильный конвульсивно содрогнулся и отключился.

Дрёма не рассеяла усталость, и на станцию Лида вышла совершенно разбитой. Смотрела вниз. Дорожка — бетонная, холодная. Только у входа подняла глаза — за воротами усадьбы пушилась зеленью липовая аллея. Тишина этой аллеи так контрастировала с шумом в голове, что Лида невольно остановилась.

Под зелёными кронами устроили сцену. Зазвучала требовательная нота ля — настраивались музыканты. Подготовив всё для трансляции концерта, Лида отправилась по липовой аллее вниз, к пруду.

После Москвы здесь казалось так спокойно и тихо. Никто не толкал локтями, не окликал, молчал выключенный телефон. Лида обошла пруд и заметила его — огромный, словно из сказки, дуб с мощными ветвями. Ствол его, необъятный, испещряли морщины, а посередине, будто огромный глаз, глядело на Лиду чёрное дупло.

Робко шагнула к нему, поздоровалась — про себя. Ещё шаг — и прижалась щекой к тёплому шершавому стволу. Дерево охотно делилось с Лидой накопленным за столетия теплом.

— Тс—с, — шептали листья. — Тс—с, — утешали они Лиду. Та вдруг ощутила тепло от этого странного объятия. Теплоту, всепоглощающую, от которой унимаются слёзы и забываются страхи. Дуб по капле впитывал всю боль, все невыплаканные слёзы, все тревоги. Лида погладила дерево по мху. Провела пальцами по сухим руслам в коре. Прислушалась: в голове больше не пульсировала ссора, едкие слова не выжигали нутро. Только шум листвы и плеск рыбы в пруду.

Концерт прошёл гладко. Зрители аплодировали первой скрипке. За кулисами Лида слушала музыку, и деревья склонили макушки — слушали вместе с ней.

Спала так крепко. Её сны берегли деревья, окружившие усадьбу зелёной сетью, в которой тонули далёкие звуки трассы.

* * *

Деревьев становилось всё меньше. Поезд увозил Лиду обратно домой. Она мысленно попрощалась с усадьбой и включила телефон. Тут же на весь экран — мамино сообщение: «Ты где?! У меня давление. Вызывала скорую. Сорок минут ехали, идиоты!»

Вроде ничего не изменилось, но теперь Лиду защищал тёплый древесный покой.

Телефон слабо мигнул.

«Мама, я дома. Погреть тебе еды? Вчера не дозвонилась, всё хорошо?»

Тепло.