Те прорывается сквозь ситце энергий. Бьётся в сетях вибраций. Он распадается и собирается по атому. Странное, жужжащее чувство.

В момент, когда Те обращается к внутреннему «Я», который знает всё и ничего, слышит далёкое:

«Кто...»

Те пронзает молнией осознания. «Это я!» — кричит Те. Кричит и одновременно мычит сквозь зашитые губы — он является этими губами и этим звуком.

Внезапно Те пугается смерти. Он вспоминает, каков на вкус грех. Энергетическая паутинка, в которой путаются лапки Те, чувствует страх. «А если Ад реален, а если я в Аду?» — плачет Те.

И тогда паутинка брезжит светом нового понимания, она отпускает его и складывается в фразу:

«...чёрт возьми...»

Те знает, что пора бежать. Сеть освободила его конечности, а он понимает, что конечности у него есть. Настаёт время двигаться вперёд.

Свет и его отсутствие танцуют в страстной бачате, передавая друг другу миллионы фотонов и квантов новой реальности. Те может дышать, ему есть чем дышать! Те живёт, у Те стучит сердце. Те знает, что такое сердце.

«...реанимировал...» — гремят ангелы, неудовлетворённые и печальные, вынужденные продлить аренду на жизнь Те.

Реанимация. Полумёртвые, полуживые. И Те — на подушках из жёсткой ткани. В костюме Адама, в котором и пришёл в эту жизнь. Ссохшиеся губы, медсестра хлопочет неподалёку. Глубокая ночь.

— ...это чудовище?

— Простите... — обращается к ней Те.

Дородная провинциальная женщина отрывается от замены катетера у другого пациента и вытирает лоб тыльной стороной ладони. Медсестра поднимает взгляд на Те.

— Вы мне? — спрашивает он. — Про чудовище.

— Бормочу вслух. Те — это у вас фамилия такая?

— Да.

— Как только вы поправитесь, вас будут судить. За то, что вы натворили.

Те хочет поднять руку, но она прикована наручниками к койке. Лязг. Лязг. Пружины кровати вибрируют от тряски: странное, жужжащее чувство.

Медсестра кивает полицейскому, караулящему снаружи, и удаляется по коридору, задаваясь вопросом:

— Кто, чёрт возьми, реанимировал это чудовище?