Год невестьтысяч невестьсот невестьдесят нулевой. Месяц замурован облаками. День выдался паршивый. Час... счастливые часов не наблюдают.

Да здравствуют абсурд и постмодернизм!

А если серьёзно... то всё равно — да здравствуют!

Я сижу в уютной кафешке и жду друга. Андрюшу. У меня над головой — дурацкая надпись: this is the sign you’ve been looking for. Дурацкая, потому что я как раз ничего не искал. Нечего мне искать. Нашёл уже всё, что хотел. Даже смысл жизни пресловутый. Другое дело — Андрюшка. Он не то что чего-то найти не может — уже с полжизни как растерял всё, что было. Может, эта надпись для него? Посмотрим...

Год и месяц без изменений. День сменила ночь. Час от часу не легче.

Андрюша пришёл. Увидел знак (я ему перевёл). Повеселел. Сидит, лыбится. Положил на стол свой шлем с отодвинутым забралом, палицу, сбросил на пол доспехи. А ведь слиняет первым — и счёт за попорченное имущество будут драть с меня. Ну да ладно. В конце концов, кто из нас буржуй зажравшийся: я или не я? Вот именно. Чтобы соответствовать, заказал себе ананасы и рябчиков. Андре — зажаренного поросенка, бочку вина и чизкейк. Жить он без них не может. Без этих чизкейков. И, как всегда, всучает официантке розу. А ведь прошу: прибереги до конца трапезы. На чаевые. Но нет же. Дурак.

Пока я пишу, принимается что-то оживлённо рассказывать на своём старофранцузском. Не то чтобы я в нём силён, но понимаю, что он опять о своей принцессе, заточённой в западной башне замка Бристэн. И об охраняющем её драконе, которого моему Андре всё никак не удаётся убить. Будто эта чешуйчатая тварь знает всё наперёд. А ещё о странном паже этого дракона, его узнике, который умудряется раз в невесть сколько дней выбраться к нему, чтобы обсудить очередной план убийства этого чудовища. Каждый раз они обсуждают всё до мелочей. Каждый раз паж абсолютно точно предсказывает начало сражения, но в самый ответственный момент всё идёт под откос.

И вот теперь Андрюша начал подозревать, что паж на самом деле предан дракону. Я задаю логичный вопрос: почему же тогда ни паж, ни дракон так тебя и не убили? И правда, почему, думает Андре. И отметает свою идею. Ему невдомёк, что водить такого идиота, как он, за нос гораздо приятнее, чем убить.

Год и месяц без изменений. День заявляет свои права. Час настал.

Андрюша сожрал поросёнка. Вылакал всё вино. А чизкейк решил взять с собой. Я надоумил его использовать этот шедевр кулинарии как приманку для дракона. И теперь с уверенностью могу сказать, что не встречал человека со столь несгибаемой силой воли. Это как же он любит свою принцессу, если готов ради неё пожертвовать единственной отрадой? И ведь не факт, что сработает. Хотя, как говорится, всё в твоих руках. Точнее, в моих. Точнее, в его. И не руках, а лапах. Драконьих. Но об этом позже.

Андрюша решил подарить мне палицу. Сказал, что она всё равно пришла в негодность. По крайней мере, дракона такой не одолеть. Не то чтобы мне хочется тащить эту рухлядь домой. Просто отказывать этому славному малому хочется ещё меньше. Так что я принимаю подарок. Даже с улыбкой. И расплачиваюсь по счетам. В смысле оплачиваю счёт. Расплатиться по счетам мне только предстоит.

Год невестьтысяч невестьсот невестьдесят нулевой. Но уже другой. Вместо месяца — полнолуние. День, может быть, последний. Грядёт час расплаты.

Ну и, так уж и быть, Бристэн.

Я показал предыдущие записи своей принцессе. И палицу тоже показал. А вот не надо было. Стоило догадаться, что её сердце и так смягчилось перед неотступностью этого кретина. И что мои оборотничество, авантюры, полёты ей приелись. И вообще, я только сейчас заметил, что есть в ней что-то надрывное, что-то эдакое русское, эдакое «пострадать». А я ведь любил её. Или люблю. Люблю, наверно, если готов пасть от новой палицы Андрюши. А может, сам от себя устал. Да и готовность — это ведь ничего не значит. Может, высунется она из своей башни, томно пролепечет: «André, mon amour», а я возьму и сгоряча, с ревности сожру её амур. Она грохнется в обморок, погорюет с недельку, поплачет, устроит истерику, разобьёт очередной сервиз и угомонится. А потом появится какой-нибудь Жан, или Пьер, или Поль, или Жюль. И всё сначала.

Год вестьтысяча вестьсот вестьдесят нулевой.

Дракон убит. Рыцарь тоже. Принцесса плачет. Но это ничего. Ничего, потому что свято место пусто не бывает.