Иногда мне кажется, что настоящим мамам выдают книжку с рецептами. Яблочного пирога, чая от простуды — а ещё, что делать, если ты очень сильно ошиблась и ребёнку плохо, так плохо, что это уже не детский каприз, а реальное горе. Но я же не настоящая мама, поэтому могу только говорить и обнимать. Точно ли этого достаточно?

В некоторых семьях, когда всем больно или сложно, начинают кричать и драться. В нашей — ложатся спать, не всегда буквально. И только Женя пытается не дать нам всем уснуть — кричит, переворачивает вещи, носится по квартире ветерком, не поймаешь.

Бабушка с дедушкой спят за бархатным балдахином. Он такой тяжёлый и плотный, что им изнутри не видно никаких проблем. Поэтому они каждый раз удивляются: «Как же так, ведь такая хорошая пара, может, ещё помиритесь?»

Отец спит с открытыми глазами. Улыбается, ходит на работу, завязывает галстук, напоминает Жене, что нельзя кричать и переворачивать вещи, а уж тем более бегать по квартире. Если бы он хоть ненадолго забыл все прочитанные книжки по психологии, прикрикнул бы в ответ, грохнул кулаком по столу — это тоже было бы неправильно, да, но Женя хотя бы его услышал.

Когда мама ушла, я заснула на целых две недели. Просто не пошла в школу. Отец сам предложил удобное объяснение, мол, заболела, — и сбежал на работу. А я лежала, листала ленту новостей и не думала совершенно ни о чём.

Я понимаю, в чём виноват перед мамой отец и эта его... женщина. А я?

Именно меня и именно ты — почему решила бросить? Неужели в книге рецептов для мам написано и это: «Если вам изменит муж, оставьте ему детей, смените сим-карту и поезжайте в другой город»?

Я же тебя не предавала и не уходила ни к какой другой маме.

Всё могло бы этим и успокоиться. Мы продолжали бы жить, делая вид, что мамы никогда не существовало, что оставшиеся от неё вещи сами каким-то образом прилетели из космоса и расселись по полкам.

Но Женя не дал.

Он и раньше был громким и неудобным ребёнком. Но сейчас просто слетел с катушек. Если и появлялся в школе, то только для того, чтобы что-то разбить, разрисовать, испортить; или подговорить друзей сделать ещё какую глупость. В общем, администрация не стерпела и вызвала родителей — но как же они придут, когда оба спят: мама непонятно где, а отец...

— У меня очень много дел на работе.

Вот так он сказал, и не смотрел в глаза, понимая, как по-дурацки всё это выглядит. Надо было и мне что-то такое ответить. Что у меня тоже много дел, конец года, а я две недели пропустила.

Но тогда в школу не пошёл бы никто. Поэтому я кивнула. Конечно, пап. У меня же никогда не бывает проблем.

Завуч началки, тьютор, классная руководительница, спасибо, хоть в этот раз обошлось без директрисы. Они сидят вокруг меня, смотрят сочувственно, но вообще-то я как будто слышу их мысли. Они меня презирают. Думают, что с ними такого бы точно не случилось. Они же настоящие матери, которым при выписке из роддома эту дурацкую книгу рецептов всё-таки выдали.

— Ну это безобразие, конечно.

— Нужно его наказывать, без мужской руки мальчику никак.

— Да нет, у них мать ушла, а не отец.

И что они хотят от меня по этому поводу?

— Вам нужно проследить, чтобы Евгений выполнял домашние задания.

— И объясните ему уже наконец правила поведения в школе!

— Он так в тюрьму попадёт уже через четыре года, в колонию!

Удивительно сильно хочется заснуть. Сказать им: «Да, конечно, я вас поняла. Всё сделаю». И не сделать ничего. Это ведь называется «взрослением»?

Женя ждёт где-то во дворе. Представляю его во всех деталях: порванная футболка (ещё с утра она была нормальной), бейсболка набекрень, краска на руках и даже на носу... У меня нет книги рецептов. Но, кажется, я всё-таки лучше понимаю, что нужно моему ребёнку.

— Стойте, вы куда? Мы же ещё не закончили!

А мне плевать. Выхожу из кабинета и иду вниз, к брату.

Да, у меня нет книги рецептов. Значит, как-нибудь справлюсь без неё.