Вьюга носилась по ночным дворам крошечного полярного городка, пока не ударилась о пятиэтажку на окраине.

Комнатушка, заставленная старой мебелью. Банки, тряпки, пыльные подшивки журналов. С потолка свисали ошмётки штукатурки, на подоконнике сиротливо стоял высохший трупик невнятного растения. Мальчик проснулся — вьюга за окном стихла. Подул тёплый ветер, витиеватые узоры на стекле стали прозрачнее, а затем и вовсе пропали. Из коридора донеслось тяжёлое дыхание и топот сапог. Кто-то выругался басовитым шёпотом.

— Мама-мама! — воскликнул мальчик.

К нему подошла пожилая женщина в поношенном жёлтом халате, присела рядом и, кутаясь в плотный платок, расшитый золотыми листьями, прошептала:

— Ты чего проснулся, маленький, ночь же?!

За дверью вновь кто-то заворчал.

— Мама, мне приснилось, что папы не существует! И мальчишки во дворе так говорили!

— Ну как же не существует?! Вон, шумит опять в коридоре...

— Но они говорили, это всё пьяницы в красных кафтанах, а подарки в Китае делают! — Он всхлипнул и посмотрел на темный силуэт матери.

— Ну подарки много где делают... — немного сконфуженно ответила женщина.

От подъезда донеслись нетерпеливый храп, фырканье и цоканье копыт. По коридору поволокли что-то тяжёлое. Вновь послышалась сдавленная ругань.

— Подарки делают люди. Какая разница, где сделана начинка? Важно — кто его дарит и кому и что при этом думает! Ложись скорее. Нужно, чтобы ты ещё поспал! — женщина обняла мальчика, поцеловала и уложила на кровать. Трупик растения на подоконнике покрылся мясистыми почками.

— Я так редко его вижу... Он всегда такой суровый и занятой. Можно я встану и поздороваюсь?!

— Нет-нет! Что ты! Тебе ещё два месяца спать. Смотри, как темно! Проснёшься и увидишь, и папа будет уже не так занят. Он уже уезжает, слышишь? — Женщина недовольно посмотрела на горшок с сухим растением: оно как будто немного выросло, по бокам проклюнулись небольшие листочки.

В коридоре вновь что-то громыхнуло, хлопнула входная дверь, ключ проскрёб замочную скважину.

— А зачем он каждый раз это делает? Ведь можно никуда не ездить! Ни ты, ни я... Мы ведь просто просыпаемся, живём, засыпаем... — пробурчал мальчик, зевая.

— Можно... Да Новый год — это его время, ему нравится вся эта канитель. Игра у него такая. Засыпай скорее. Спросишь у него через два месяца.

Женщина посмотрела на засыпавшего мальчика, затем нахмурилась и дунула на растение в горшке — едва вылезшая из почек зелень осыпалась пожухлыми листьями. Стекло вновь стало покрываться ледяными узорами. За окном в северной мгле просыпалась новая вьюга. От подъезда разносились грубые крики:

— Давай-давай, на-х, заталкивай, на-х! Ехать давно пора, а мы тут всё возимся, на-х!

— Да ты куда понабрал-то столько?! С каждым годом всё больше!

— Так и их всё больше, на-х, куда деваться, на-х?!

— Забить! Давно пора! Один хрен, не верит никто!

— Я те забью! Сугроб в глотку по самые копыта! Пошевеливайся, на-х!

Женщина холодно улыбнулась, завернулась поглубже в платок и пошла к своей постели.

«Ещё долго спать, — подумала она. — Маленький подрастёт, проснётся и разбудит... Главное, чтобы не проспал».