Снежинка
Дарья СинайскаяЭто — очень маленькое воспоминание. Я с отцом на ёлке. На мне любимая лохматая розовая шубка, сверху — шерстяной платок, который крест-накрест повязала бабушка, чтобы я не замёрзла, и красная шапка. Мы подходим к серому прямоугольному зданию, где скоро начнётся спектакль. Около здания — скопление людей. Дети и взрослые толкаются, стараются пробраться поближе. Посередине толпы — Снегурочка с белыми косичками, она громко говорит, в чём-то предлагает всем поучаствовать. Я смотрю, как она кружится среди людей, улыбается, улавливаю отдельные слова и вдруг понимаю: надо прочитать стихотворение, чтобы получить приз. Это не конкурс — подарок получит каждый, не важно, хорошо он читал или не очень. Но рассказать стихотворение вслух, если хочешь приз, — обязательно.
Мальчик в меховой шапке-ушанке, которая явно ему велика, начинает рассказывать что-то Снегурочке. Я его даже не слышу, но вижу, как ему хлопают, а потом вручают приз — красный блестящий шарик. Я тоже хочу подарок. Но я не из тех, кто вот так, запросто, окружённый толпой, берёт и читает наизусть стихи. Я очень тихая девочка. У меня мало друзей; я боюсь шумных игр и чаще всего сижу одна на переменах в школе.
Я рядом с отцом впервые за долгое время. Не знаю точно, сколько мы не виделись. Это ведь смотря как измерять. Я очень любила отца, и даже один день без него казался мне долгим. А тут — со времени нашей разлуки прошёл, может быть, год. Не уверена. Но, когда я узнала, что пойду с ним куда-то, мне стало всё равно, какой там будет спектакль.
И вот мы стоим в толпе, он держит меня за руку. Не торопит, не подталкивает. Мы просто смотрим на других детей, которые рассказывают стихи и получают сладости и игрушки. Отец такой высокий, сильный, и мне начинает казаться, что рядом с ним и я становлюсь сильнее тоже.
Я гляжу на Снегурочку; она вдруг замечает меня, улыбается мне, и, неожиданно для себя, я не прячусь, как обычно, а делаю шаг вперёд.
Я мороза не боюсь,
Я на ёлку тороплюсь.
Меня дети приглашали
Станцевать в соседнем зале!
Я читаю стихотворение, которое мы учили с бабушкой, гуляя по зимнему парку, и она потом удивлённо спрашивает: ты правда рассказала? Потому что и она не могла себе представить, чтобы я так вот взяла и прочитала стихи при всех, в толпе.
Снегурочка похвалила меня и протянула маленькую, меньше ладони, снежинку, связанную из тонких ниток — такую хрупкую, что показалась почти настоящей. Я зажала её толстой шерстяной варежкой и не отпускала всю дорогу.
Отец с мамой расстались, когда мне было пять. С тех пор я видела его всего дважды: когда мы ездили на эту ёлку, и ещё когда он приехал и подарил мне куклу Барби в мой день рождения.
Однажды мама, решив, что точно всё, порвала фотографии, на которых он был, и выбросила все вещи, которые хоть как-то о нём напоминали. Сгоряча она разбила даже детскую тарелочку, из которой я ела в деревне, где жил отец, и которую мы забрали с собой, когда уезжали в последний раз. Когда я увидела всё это — клочки фотографий, кусочки тарелки — чувство было такое, что по квартире прошёл ураган.
Я решила, что из всего многоцветного мира, связанного с отцом, ничего не осталось. Иногда мне казалось даже, что эти годы, когда отец был рядом, мне приснились. И только спустя долгое время, быть может, на следующий Новый год, в коробке с ёлочными игрушками я нашла снежинку.
Она была настолько маленькой, что мама не заметила её, и она уцелела. Она была и напоминанием, и доказательством, что тот мир, наполненный счастьем, как тёплый день солнцем, был — как была любовь моего отца ко мне. Всё это сохранилось и хранится по-прежнему: в коробке с ёлочными игрушками, в альбоме с несколькими оставшимися фотографиями, в душе ребёнка, девочки, всё ещё живущей внутри меня.
Спасибо, папа!