Дракон был стар. Так стар, что никто и не мнил иной жизни без него. Ещё древние пращуры наказывали дедам ходить за околицу бережно, а отцы вспоминали, как на праздник весны у лысой горы оставляли девиц на закланье. Несметные сотни рыцарей пытались принести голову дракона своим королям, да лишь немногие из них возвращались ни с чем, радуясь, что не упокоились в ненасытной утробе, подобно своим соратникам.

Вот уже лет сорок кряду как не поднимался дракон в воздух и не будил жутким воем сонную деревню. Долго бродил он по лихолесью, ломая вековые дубы, словно тоненькие лучинки, и оставляя в чаще глубокие борозды. Но позатой зимой окончилось и это. Дракон забрался на залитую солнцем лысую гору, устало опустил голову на крутой утёс и прикрыл глаза, ожидая, когда последние искры жизни покинут измождённое тело...

С опаской, вестимо, глядели селяне на такое соседство, но вскорости осмелели. Немудрено: лежит дракон неподвижно, ни жив, ни мёртв. А сколько поколений предков мечтали его порешить! Сколько людей считало барыши, что перепали бы им от лекарей, алхимиков и столичных красавиц за кровь драконью да требуху... Похватали люди топоры да вилы, пилы да мотыги и полезли на лысую гору добывать себе славу и богатство. Но, увы, не брали мощную чешую ни крепкие крестьянские руки, ни калёное железо от лучших кузнецов. Суетились селяне, пыжились, из сил выбивались, да повёл дракон плечом, шевельнул хвостом — и полетели болезные в разные стороны. Собрались люди под горой, посовещались, пошушукались, да и выбросили из головы пустые мысли о наживе. Мол, помрёт тварь — там уж и сдюжим с божьей помощью.

Шёл в то время через деревню Мастер машин из стольного града в крепостицу порубежную, и слава о Мастере том бежала далеко впереди. Не было таких стен, которые устояли бы перед камнями и огнестрелами, пущенными из его творений, не было той неродящей степи, где не нашёл бы он, из чего построить орудия. Признали его, конечно, на селе, устроили в лучшем доме, обогрели, накормили, чарку поднесли, зазнобу подвели, а наутро и поведали о своей беде. Вышел Мастер за околицу, обозрел тушу звериную необъятную и изрёк:

— Не извольте волноваться, люди честные, добрые, пахотные! Построю я вам машину нужную, как умею и вижу, да коих построил уже немерено. Снесёт она голову вражине вашей извечной, а дальше и делайте с ней, что пожелаете.

Три дня и три ночи без сна и покоя водил Мастер машин угольком по пергаменту, мерил шагами расстояния, подмечал ветер да приметы, лишь одному ему ведомые. А опосля третьего дня и закипела работушка. Валились в чаще дубы вековые да сосны корабельные, стучали топоры, высекая части хитроумные, плелись канаты крепчайшие из жил воловьих да кос девичьих... Но сколь ни долго тянется время, а конец любой работе приходит. И возвысилась под горой против пасти драконьей машина, коих свет не видывал, и встал у неё Мастер на рассвете, у самого подножия. Заскрипели вороты саженные, зазвенели на ветру туго натянутые канаты, застонала в непереносимом напряжении древесина. Взвелась машина и застыла в ожидании того рывка, ради которого и была она создана.

Поднатужившись, укрепил Мастер тяжёлую глыбу в петле верёвочной, вбил клин куда нужно, подкрутил, что необходимо, и, прищурившись, дёрнул за рычаг. Распрямилась со свистом и грохотом машина, и, пролетев по исполинской дуге, снаряд её канул где-то у самой пасти драконьей. Делать нечего, пришлось Мастеру брать посошок свой верный да карабкаться на гору, смотреть своими глазами, куда же его камень угодил.

Долго карабкался Мастер по откосам да уступам, но добрался-таки до самой драконьей головы. Увидел он место попадания, прикинул в уме, что поправить надобно, да присел дух перевести.

— Ты уж прости, не желаю я тебе лиха, — обратился вдруг он к неподвижному зверю, для себя самого неожиданно. — Да знать, судьба нас свела в роковом месте...

Дракон приоткрыл глаза и посмотрел на Мастера своим мудрым, бесконечно грустным взором.

— А знаешь, ящер, жаль мне тебя. Я ведь, по сути, такой же, как и ты, неприкаянный...

Казалось, драконья бровь удивлённо потянулась кверху.

— А что? Ты жил вот, не тужил, да только жизнь твоя селу раздор один и разруху несла. Ты крушил, жёг, убивал, но желал ли ты этого? Радоваться и лететь, нежиться в потоках ветра и лучах солнца — вот чего, верно, тебе хотелось. Виноват ли ты в том, что за тобою по пятам следовала смерть, что от взмахов могучих крыльев разлетались хаты, а пламенное дыхание сжигало посевы?

Огромный ящер пристально смотрел на странного человека, а тот тем временем продолжал:

— Вот и я так, брат. Всю жизнь я хотел собирать машины, красивые, сложные, чудодейные. А кому я пригодился? Не нужны машины ни крестьянину, ни ремесленнику, ни двору королевскому, ни купчине заморскому. Лишь у стен крепостных почёт моему искусству. Но хочу ли я убивать? Да ко мне каждую ночь приходят они — домой, к своим семьям, не вернувшиеся...

Дракон выпустил из ноздри слабенькую струйку дыма, будто соглашаясь.

— И нужен я им лишь пока делаю тараны да баллисты, онагры да катапульты. А как придёт час немощи, лягу я, как и ты, один на всём белом свете, в ожидании недруга, что прервёт мой путь дольний...

Мастер резко поднялся на ноги — откуда только силы взялись! — и бросил дракону:

— Жди, зверь. Не уподоблюсь я супостату бесчестному. Хоть что-то доброе напоследок сотворю!

Спустился он, как мог резво, и поспешил к примеченному с горы стаду, пасшемуся неподалёку. Оглянувшись украдкой, словно тать в ночи, прирезал он овечку несмышлёную, дотащил до машины своей и, выцелившись хорошенько, выстрелил ею прямо в драконью пасть. Поначалу ничего не происходило, но вдруг из пасти выскочил язык, раздвоенный по-змеиному, дрожь прошла по телу громадному, и могучие челюсти медленно зашевелились...

— Жри, братка, набирайся силёнок... — проговорил Мастер, удовлетворённый.

Много пришлось ему побегать, но до вечера в свой последний полёт к голодной утробе отправилось ещё несколько барашков, пара бычков и бродячая шелудивая псина.

Солнце уже завершало свой ежедневный полёт по небосводу, окрасив тяжёлые облака цветом свежепролитой крови. Мастер устало опёрся о брус своей машины, и тут вершина лысой горы наполнилась движением. Дракон осторожно, словно не веря в наполнившие его силы, поднялся на лапы, выпустил в закат длинную струю ярчайшего жаркого пламени, расправил затёкшие крылья и в пару могучих взмахов слетел с горы. Голова зверя приблизилась к Мастеру, и нечеловеческий взгляд встретился с человеческим. Им всё было понятно без слов, и, прикрыв глаза, Мастер смело ступил на заботливо подставленное крыло.

Сверху россыпью бесчисленных самоцветов светили звёзды, снизу густым кисельным морем плыли облака. Старый Мастер стоял на спине старого дракона. Они просто летели вдаль. И более на всём белом свете ничего им было не нужно.