Шеф-повар ресторана «Царская рыбалка» Григорий Иванович Матюшкин, стройный мужчина лет пятидесяти, выше среднего роста, с гладко выбритым лицом, стоял около столика постоянного и уважаемого клиента. Заместитель губернатора Пётр Ильич Шувалов, лысеющий, безуспешно борющийся с избыточным весом мужчина и по совету диетолога делавший упор на блюда из рыбы и морепродуктов, расслабленный и довольный поглощёнными гастрономическими яствами, не спеша, орудовал зубочисткой, иногда доставал её, разглядывал на свету и снова отправлял в рот извлечённые из зубов остатки пищи.

— Так вот, братец, как тебе известно, свой юбилей я буду отмечать здесь. — Он громко рыгнул и продолжил: — Гости будут все солидные. Даже из столицы, — тут Пётр Ильич поднял толстый указательный палец, обращая внимание шеф-повара на важность сказанного, — человек десять будет. Обещал приехать сам Сергей Сергеевич. — Палец снова взметнулся. — Понимаешь, о ком я? Хотя куда тебе? Ты за своими ложками-поварёшками, поди, и за политикой не следишь. — Он заржал, и его необъятное пузо затряслось. — В общем, надо всё сделать так, чтобы ему понравилось. Я его уговорил-то приехать только рассказами о твоём таланте. Он, знаешь ли, большой любитель пожрать. — Пузо опять всколыхнулось. — Мы с ним даже поспорили как-то по поводу ухи. Я ему и сказал, что лучше шуваловской ухи, чем у Шувалова, ему не сыскать. — Пётр Ильич захрюкал от собственного остроумия. — Он и друга своего обещался привезти на дегустацию, как там его... — задумался он и защёлкал пальцами. — Ну ты же знаешь! А! Киреева! Так что ты уж расстарайся, не ударь в грязь лицом! Покажи москвичам, что и у нас в провинции настоящие мастера работают, замастряч такую шуваловскую уху, чтобы они вообще больше ни о чём, кроме неё, не думали.

Григорий Иванович зашёл в свой кабинет и медленно опустился на краешек кресла. «Бог ты мой! Сам маэстро Киреев! Одно только его слово отправляет в преисподнюю или поднимает до небес десятки, а то и сотни ресторанов в стране. Рекомендация шефа Киреева открывает двери любого ресторана не только именитым, но и никому не известным поварам. Его похвала — это почти как мишленовская звезда!» — В воображении Григория Ивановича на миг всплыл образ шефа Киреева в одной из телевизионных передач, где он басом орёт: «Это жрать невозможно! Кто тебя, бестолочь, пустил на кухню?» На глазах жертвы — повара одного из столичных ресторанов — видны слёзы. Всё! Его карьере конец! После этого и шаурму не возьмут делать.

Григорий Иванович положил на стол красный бархатный свёрток, дёрнул завязку и развернул. Тридцатисантиметровое острое широкое лезвие, удобная белая рукоять из рога неизвестного животного, с больстером у лезвия и округлой головкой сзади, с упором, предотвращающим соскальзывание руки на лезвие. Профессиональный шеф-нож. Семейная реликвия. Один заезжий немец подарил его прапрадеду Григория Ивановича, служившему поваром в Петербурге. С тех пор нож передавался от отца сыну, был не только незаменимым орудием труда, но и талисманом, оберегающим поварскую удачу. Шеф прикрыл глаза и, поглаживая кончиками пальцев семейную реликвию, представил в подробностях поэтапное приготовление шуваловской ухи. Сия медитация отвлекла его от мрачных мыслей о телевизионном шеф-поваре, вернула уверенность в собственном профессионализме, и он принялся за составление праздничного меню, списка необходимых продуктов и распределение обязанностей среди поваров.

Время летело быстро. Всё необходимое было заказано у поставщиков. Конечно же, Григорию Ивановичу очень хотелось заслужить похвалу великого мастера. Одобрение главного блюда самим фельдмаршалом от кухни открывало невероятные, немыслимые возможности. Он уже представлял, как ему на почту одно за одним приходят письма с предложениями о работе в лучших ресторанах страны, а то и мира.

За неделю до торжества Григорий Иванович в сопровождении своего сушефа Аристарха Ковригина отправился в рыболовное хозяйство. По мнению шефа, Ковригин был совершенной бездарностью и напыщенным индюком. Из-за его криков и придирок уволился не один повар из ресторана. Будь его воля, шеф не доверил бы ему и чистки картофеля. Но, как часто случается с такими людьми, Аристарх умело лебезил перед владельцем ресторана, делал комплименты его женщинам — в общем, умел лизать... блюдо. Поэтому все попытки шефа расстаться с ним ни к чему не приводили. Достав из кожаного портфеля свой знаменитый нож, Григорий Иванович прохаживался мимо огромных аквариумов и, как указкой, тыкал своим талисманом в подходящую для ухи рыбину. Работники тут же отлавливали её сачком и пересаживали в отдельные ёмкости.

Вернувшись в ресторан, Григорий Иванович переоделся в чистую и отглаженную рабочую форму, вымыл руки и полез в портфель за ножом. Он посмотрел в одном отделении, в другом — его нигде не было. «Да что такое? Я же чётко помню, что положил его сюда». Он немедленно позвонил директору рыболовного хозяйства, потом Ковригину, который находился на овощной базе: ни тот, ни другой не знали, куда делся нож. Шеф вернулся в машину и всё там перевернул — безуспешно. Доехав до рыболовного хозяйства, он ещё раз поговорил с директором, рабочими, прошёл по всему маршруту. Безрезультатно.

К вечеру у шефа Матюшкина поднялась температура, руки дрожали, он был весь мокрый от пота. «Всё пропало, — думал он, лёжа дома. — Больше я не смогу готовить, удача отвернулась от меня, надо увольняться и ехать к сестре в деревню. Это конец!»

— Ты это мне брось! Подумаешь, нож какой-то! Руки-то твои на месте! Золотые руки! Да после банкета я куплю тебе двадцать ножей! Любых, каких захочешь! — кричал владелец ресторана, когда Григорий Иванович пришёл к нему с заявлением на увольнение.

— И правда, — подумал шеф, — что это я? Не могу же я подводить людей только потому, что потерял нож. До банкета всего три дня, как же они справятся? Да и шуваловскую уху надо начинать готовить сегодня, как раз за три дня.

Ночью перед торжеством Григорий Иванович уснуть не мог. Он раз за разом мысленно пробегался по каждому блюду из меню, прогонял процесс приготовления ухи — всё ли сделал правильно, ничего не забыл? Завтра он доварит её, именно на третий день туда кладут осетра и стерлядь. С этими мыслями он наконец уснул. Ему приснилась Венеция. Восхищённые посетители ресторана приглашали его в зал, все громко аплодировали, отовсюду слышалось: «Perfettamente! Capolavoro!»

«Это жрать невозможно! Кто его сюда пустил?» — раздался вдруг бас Киреева. Григорий Иванович вздрогнул и проснулся. На лбу проступили капельки пота. Четыре утра. Пора собираться.

Шеф Киреев не очень хотел ехать на какой-то банкет, да ещё и в провинцию, но отказать самому Сергею Сергеевичу — поставить крест на карьере. Тому только стоит сморкнуться — и конец всему. Телевизионные передачи закроют, интервью прекратятся. В день торжества случилось неприятное: шеф Киреев проснулся утром в отеле с жаром и тошнотой. «Похоже на кишечный грипп. Ладно, как-нибудь дойду сегодня, поулыбаюсь и свалю домой», — подумал он.

Банкет начался в девятнадцать часов. Официанты снова и снова наполняли рюмки и бокалы гостей. После закусок подали шуваловскую уху. Шеф Киреев удовлетворённо хмыкнул, когда перед ним поставили тарелку. Уха выглядела превосходно: прозрачный бульон, крупные, неразваренные куски благородной рыбы. Было понятно, что её готовил знающий своё дело повар. Киреев зачерпнул бульон, поднёс к носу, понюхал и отправил ложку в рот. В этот момент больной живот напомнил о себе — лицо знаменитого шефа исказилось от боли.

Шеф Матюшкин наблюдал за звёздным шеф-поваром из дверей кухни. Он не сомневался, что тот, попробовав шуваловскую уху, одобрительно, как в телевизоре, хмыкнет и возжелает лично познакомиться с умельцем. Стоявшие рядом с Григорием Ивановичем молодые повара нервно подпрыгивали и сжимали кулаки. Вот Киреев подносит ко рту ложку, пробует и... морщится.

Последнее, что помнил Матюшкин, когда очнулся в больнице, как его лицо наливается кровью и горит, словно к нему поднесли факел. Всё вокруг — стены, блюда, повара, искажённое лицо шефа Киреева — закружилось, а потом наступила темнота.

В тот вечер в ресторан «Царская рыбалка» скорая выезжала дважды: сначала за шеф-поваром, у которого случился инсульт, а потом за гостем с болями в животе и температурой. Мечта Матюшкина так и не исполнилась: он не стал известным, его не пригласили на новую работу. Парализованная левая сторона вообще не дала ему больше возможности работать. Ресторан «Царская рыбалка» стал ещё более известным, после того как все новостные ленты вышли с заголовками о госпитализации Киреева. Сушеф Аристарх Ковригин стал шеф-поваром ресторана. И неизвестно, от чего его лицо озаряла улыбка, когда он сидел в кресле шефа Матюшкина: от собственной значимости или от созерцания красного бархатного свёртка, который он бережно разворачивал, когда оставался в кабинете один.