— Оп-па, это кто у нас тут такой нарядный?

— Благодарю на добром слове, мой серый брат.

— Тамбовский волк тебе брат, — в пренебрежительном тоне Серого явственно различалось желание сплюнуть. — Я твою синюю рожу впервые вижу. Ты откуда нарисовался?

— Из соседнего двора, рядом с высоткой, — спокойно ответил Синий. — Там на моё место привезли разноцветных тройняшек, а меня сюда, в помощь миру.

— Знаю я этот ублюдочный двор, интеллигент на интеллигенте. А нашему двору твоя помощь на хрен не впёрлась. Был тут один помощничек, Зелёный, весь в дырку, да не вывез соседства со мной, — Серый расхохотался.

— Ведаю, грубость твоя порождена грязью и зловонием, ставшими сутью твоей жизни. Но вознесшись духом над хаосом, ты познаешь гармонию. Доверься мне, и я помогу.

— Ну трындец, привезли блаженного, — тихо пробубнил Серый и продолжил уже громче. — То есть жизнь моя, значит, говно? За базар готов ответить?

— Брат мой…

— Если ещё раз ты назовешь меня…

— Внемли, — Синий слегка повысил тон и его голос приобрёл пугающие обертона абсолютно пустого пространства. — Жизнь твоя ничем не отличается от моей.

— Ну, конечно, — проворчал Серый с неуверенностью. — Вон ты какой чистюля.

— Ты молвишь о том, что снаружи, но посмотри внутрь себя.

— О, поверь мне, — нахально ухмыльнулся Серый, — внутри всё ещё хуже.

— Так скажи, что там?

— А то ты не знаешь.

— Скажи, брат.

Серый помедлил, а затем сокрушённо проговорил:

— Мусор.

— Слышу печаль в твоём голосе.

— Да неужели? — огрызнулся Серый, но под внимательным взглядом Синего снова погрустнел. — Тебе, Синий, не понять. У вас же всё отмытое — ни запаха, ни липкости. А у меня то течёт, то высыпается из пакетов, то вообще валится через край. И даже когда меня опорожняют, обязательно остаётся какая-нибудь дрянь, которая в итоге присыхает насмерть. Тьфу!

— Брат мой, знай, ты только в начале пути самопознания. Пора сделать следующий шаг.

— А?

— Скажи мне, ощущаешь ли ты себя единым целым или разделённым на части — бак, крышка, колёсики?

— Началось, блин… Ну, целым, и чё?

— Хорошо, — ободряюще проговорил Синий. — А теперь подумай о чём-то таком, что прилипало к тебе за последнюю неделю.

— Ну, не знаю… Вот, например, рыбья кость.

— Отлично! Но сперва рыбья кость была окружена самой рыбой, не правда ли? Возможно, стейком лосося. А стейк был в плёнке, а плёнка — в яркой картонной упаковке.

— Точно, — подтвердил Серый. — Плёнка тоже была, и смердело от неё не дай боже.

— Так вот, всё это было единым, — продолжил Синий. — И кто-то с большим удовольствием съел стейк, а затем выкинул кость с плёнкой в тебя. А картонку выкинул бы в меня, будь я тут.

— Так а я о чём? Опять всё худшее достаётся мне.

— Но ты ведь сам сказал о целом. А у целого — единое предназначение, ибо у кости не было предназначения быть выкинутой. Каждая часть этого целого хранит отпечаток удовольствия от съеденного стейка. И ты, брат, можешь воспроизвести это чувство вновь.

— Что-то я не догоняю…

— Ты должен всеми силами думать только о кости, чтобы вызвать пережитые эмоции. Я регулярно практиковал это в моём бывшем дворе и становился невероятно счастливым.

— Легко сказать, когда у тебя красивая упаковка, а у меня — обглоданная кость.

— Говорю тебе, форма — не главное! Нужно погружаться в смысл. И то, и другое дарило радость. Подумай об этом прямо сейчас!

— Я, конечно, попробую, но не уверен… Уж больно от неё воняет…

— Так выбери другое. Вглядись в себя, сфокусируйся на какой-то части, и тогда…

— Постой! — взволнованно проговорил Серый. — Кажется, вижу…

— Что ты видишь, брат?

— Бабу вижу… Ну, эту, маленькую, как там… Девочку. У неё на башке какая-то треугольная хреновина — у нас похожие ставили, когда меняли асфальт. А на столе стоит ОН… ЕГО заплесневелый кусок сейчас во мне, где-то на третьем слое. Только здесь ОН целый, круглый, из НЕГО торчат подожжённые палки. А девочка хохочет, задувает огонь и откусывает от НЕГО.

— Брат мой, ты начинаешь познавать эмоции. Продолжай!

— А теперь — пацан, лет девятнадцать. У нас во дворе. Зашёл в дверь под красно-белой вывеской и вышел с НЕЮ. Вошёл в другую дверь, затем — ещё, и там красивая баб…

— Серый!

— Ладно-ладно, девушка. Они пьют ЕЁ содержимое, зубы скалят, а потом ставят ЕЁ на пол, и пацан ведёт девушку… Ого! А затем кидают ЕЁ и всякие мерзости в пакет и несут ко мне, — Серый издал звук, похожий на всхлип. — Счастливые!

— Поздравляю, брат! Теперь частичка их счастья принадлежит тебе.

— А теперь вижу старика… — увлечённо продолжал Серый.

— Э-э, молодой человек, вам, кажется, не ко мне…

— Он заходит в дверь, не в красно-белую, а в соседнюю…

— Юноша, да у вас же там что-то сгнившее! Посмотрите на мою наклейку!

— Идёт вдоль застеклённой коробки, разглядывая что-то за ней и тяжело вздыхая…

— Ещё и пакет не завязан?! Стой! Ты что, читать не умеешь?!

— Замечает перечёркнутую цифру в красном квадрате…

— Ты совсем тупой?! Ты же сейчас испортишь всё во мне!

— И в его грустных глазах мелькает эта… Искра, во! Он указывает сморщенным пальцем барышне в переднике на то, что обёрнуто в НЕЁ…

— Посмотри, что ты натворил, скотина!

— Дома аккуратно подцепляет ЕЁ ножом, нарезает содержимое толстыми кружочками. Потом бережно обкусывает остатки на НЕЙ…

— Да как тебя земля носит, тварь?!

— Выкидывает ЕЁ в ведро…

— Ненавижу!!!

— И несёт ко мне, улыбаясь и причмокивая… Вот это счастье… Эй, Синий, ты что-то говорил? Выглядишь хреново… Слушай, в натуре, от души тебе, братец, за просветление!

— Да пошёл ты, Серый!