На самом деле, жить в подготовительном центре совсем не плохо. Даже приятно. Трёхразовое питание, образовательные программы, масса свободного времени — можно читать, заниматься спортом или смотреть фильмы. А ещё уютная личная комната. Конечно, тяжело постоянно быть одной, но номер пять к этому привыкла.

Раньше в центре жили другие воспитанники: храбрая номер один, смешливая и неугомонная номер два, лучшие друзья-математики номера три и восемь, мечтательный номер девять, плаксивая номер десять и номер семь. Её номер семь.

Когда номер пять вспоминает его, слабо улыбается, но тут же трясёт головой — незачем витать в облаках. Лучше заняться делом. Она вообще рассудительная и собранная, не любит жаловаться. Её всегда раздражало, как номер десять закатывала истерики, лишь бы привлечь внимание. Номер пять — совсем не такая.

Иногда номер пять тревожится. Обычно ночью, когда на цифровых экранах изображение голубого неба сменяется чёрным. В подготовительном центре нет окон, и номер пять никогда не видела настоящего неба, но, судя по книгам и фильмам, оно должно выглядеть примерно, как на экране.

В темноте номер пять, раскачиваясь на кровати и кусая губы, обдумывает один и тот же вопрос: неужели она останется здесь навсегда? От этой мысли становится тошно. А потом приходит другая: встать, пойти к двери и наконец выйти. Ведь все уже ушли — только она осталась.

Тогда номер пять встаёт и, освещённая бледными звёздами с экранов на стенах, бредёт к той самой двери. Она заранее знает, что не сможет её открыть. Чем ближе подходит, тем сильнее стучит её сердце. В конце концов ей становится так плохо, что она садится на пол и решает попробовать в следующий раз.

Потом находится множество отговорок не покидать центр. Здесь хорошо и комфортно: не нужно думать о войнах, катастрофах, нищете — обо всём, что есть в реальном мире. Естественно, номер пять сама себе не верит и злится. Она с детства, больше других воспитанников, мечтала уйти отсюда — но только вместе с номером семь. Они могли часами говорить о том, что их ждёт за таинственной дверью.

Всех воспитанников центра пугало одно: выйдя, они забудут всё, что происходило здесь. Номер пять боялась, что там, за дверью, они потеряют друг друга, но номер семь её успокаивал. Он считал, что они обязательно встретятся. Иначе какой смысл во всём этом? Номер пять кивала. Они обязательно найдут друг друга.

А потом номер семь умер. Номер пять решила сразу уйти — зачем оставаться?

Она бы так и сделала, если бы кое-что не осознала. Когда она окажется по ту сторону двери, она забудет номер семь. Номер пять так поразила эта мысль, что она расплакалась, хотя терпеть не могла слёзы.

И осталась. Смотрела, как уходят остальные. Номер два уговаривала её пойти вместе, но номер пять отказалась. Она не могла предать дорогие ей воспоминания.

Забавно, но в детстве, когда номер пять впервые увидела номер семь, он ей не понравился. Шумный и наглый. Благодаря неукротимой энергии он буквально руководил их небольшой десяткой. Тихая и наблюдательная номер пять терпеть его не могла. А потом они стали дружить. Сколько бы номер пять ни пыталась вспомнить момент, когда «раздражающий мальчишка» превратился в «её номер семь», — у неё не получалось.

С этого момента они росли вместе: учились, рисовали, смеялись над дурацкими шутками, понятными только им двоим. Иногда номер семь чувствовал слабость и мучился от головной боли. Тогда он пил лекарства, а номер пять сидела рядом и гладила его по волосам.

Номер пять не знает, сколько дней, месяцев или лет прошло со дня смерти номера семь. Она так долго живёт в подготовительном центре одна, что больше не ориентируется во времени. С каждым днём бездействие делает её всё более неуверенной и тревожной. А потом начинают происходить странные вещи.

Сначала номер пять начинает мёрзнуть, потом гаснут все экраны. От холода страдает не только номер пять, но и её цветы, раньше принадлежавшие номеру семь. Они желтеют и теряют листья. Центр словно сжимается. Начинают пропадать разные предметы. Сначала номер пять утешает себя тем, что всё это ей мерещится, но, когда в столовой не остаётся ни одного стола и стула, приходится признать: происходящее реально. Да и столовая становится такой крохотной. Номер пять понимает: скоро не станет двери. А потом — и её самой.

Когда цветы погибают, а в комнате не остаётся ничего, кроме тусклого экрана, номер пять решает уйти из центра. Иначе она перестанет существовать, а номер семь бы этого не хотел. Номер пять стоит перед дверью и вспоминает всё хорошее и плохое, что здесь с ней произошло. Она сжимает ручку двери дрожащими пальцами. Жестоко — что от номера семь даже в её памяти не останется ничего. Номер пять выдыхает и поворачивает ручку двери.

* * *

Лена просыпается среди ночи. Накануне она простудилась, и теперь горло будто горит от боли, а нос не дышит. Отдуваясь, Лена встаёт и закапывает нос. Ей опять снился сон о пустой комнате. Ничего особенного в нём не происходит, но каждый раз после него Лена чувствует грусть. Вот и сейчас Лена грустит безо всякой причины, не считая простуду, конечно. Она, хлюпая носом, стоит и смотрит в окно на редкие мерцающие на улице огоньки. Ночь будто гипнотизирует Лену. Иногда она представляет, как полностью растворится в её темноте. Это одновременно страшно и приятно. Лена боится находиться в таком состоянии. Она торопится побыстрее заснуть, чтобы завтра с утра закончить иллюстрацию, над которой допоздна работала. Лена ещё раз смотрит в тёмное окно и почему-то улыбается, а потом идёт спать.