Это последние тёплые выходные, Влада знала. Она всегда такое чувствовала. Несмотря на конец сентября, эти дни по-настоящему летние — прощальный подарок уходящего сезона.

В углу стояла старенькая гитара с бабочками на корпусе — первая в жизни. Её особенный голос с хрипотцой Влада узнала бы где угодно. Влада смотрела, как в солнечных лучах утра блестит тонкая нить паутинки, тянущейся от грифа до стены. Влада давно не была в этом доме, всё лето. Лето, полное походов, музыкальных фестивалей, квартирников и друзей. Сейчас они все на «Секретке» — закрытом слёте музыкантов и поэтов. Как и сердце Влады. Но она всё лето обещала покрасить террасу — нужно сделать. У них с бабушкой больше никого нет.

— Завтрак почти готов! — бросила бабушка.

Влада поспешно спустилась и посмотрела на неё, маленькую, кругленькую старушку, которая с трудом передвигается по кухне, опираясь на скрипучую трость.

Влада вышла на чуть перекошенную террасу, серые доски которой давно вздулись, потемнели от времени и сентябрьской сырости. Вздохнула. Да, в её жизни есть и другая сторона. Вместо кед, купленных в Дрездене, пыльные истоптанные кроксы. Вместо звуков музыки — гул газонокосилок, ругань соседей за забором и стук молотка по доскам.

И ещё один звук — старенького «фиата», который можно узнать из тысячи. Она удивлённо обернулась и увидела его, прыгающего по кочкам просёлочной дороги.

— Ави! Как ты меня нашёл?

Из машины вышел Ави, за ним — Баба Стася в своей вечной бандане «Ария».

— Лада! Между прочим, два месяца назад до утра тут гудели!

— Влада, кто там? — из-за угла дома выглянула бабушка.

— Ба, познакомься! Это Ави, он наш орг! А там Баба Стася, мы его так зовём, потому что он заботится обо всех, словно добрая провинциальная тётушка.

— Здрасти! Так, где мангал? — деловито спросил Баба Стася. — У меня мясо в маринаде уже дошло до нужной кондиции.

Влада махнула рукой на беседку, и Баба Стася направился туда, бабушка проводила его взглядом:

— А вы… в гости, да?

— Мы — красить! — заявил Ави почти с вызовом.

— Я красить не буду, у меня мангал! — крикнул Баба Стася.

— И я не буду, у меня маникюр! — из машины вылезла рыжая веснушчатая девушка.

— Ба, это Лена, она певица и гитарист, — Влада обернулась, потому что ожидаемо вылез и её верный поэт-композитор. — А это Джон, он пишет ей песни и музыку.

Бабушка поправила платок на голове:

— Таисия Никифоровна. Я… пенсионерка.

Джон манерно взял её руку.

— О, какое имя! А можно я буду звать вас Таис? Как в «Афинской», помните? «Искусство или торжествует в блеске прекрасного, или тоскует по его утрате…»

— Так! — Ави пошёл к дому. — Я варю нам кофе, а потом распределяю, кто что будет делать. Знаю я вас, блаженных.

Бабушка поглядела на прижатый к забору «фиат».

— Господи! И как вы влезли в этот запорожец?

— Это не запорожец! — тут же высунулся из окна кухни Ави, покраснев от возмущения. — Это чистокровный итальянец!

— Ой, простите, я не хотела вас обидеть… И вашего итальянца…

Вскоре по дому расползся густой и терпкий аромат свежесваренного кофе. Ави вынес на террасу турку, от которой ещё поднимался пар, и маленькие чашечки.

— Господа, оцените прекрасный образчик сентиментального фарфора!

А потом, как орг со стажем, начал всеми командовать и запряг Джона вынести на крыльцо стол, чтобы добраться до потолка.

Джон подчинился, хотя не преминул высказать своё возмущение:

— «Человек не должен становиться ногами туда, где он ест. Это привычка варваров!»

— Ну вот! — сказала Влада. — Теперь он будет весь день цитировать Ефремова!

— «Таис Афинская» — это классика! А её грех не процитировать.

Пока Ави и Джон тащили стол и застилали всё газетами, Лена с вдохновенным видом сидела на ступеньках крыльца, курила длинную сигарету, потягивала кофе из чашки «сентиментального фарфора» и смотрела на небо. А потом вдруг крикнула на весь участок:

— Стас! Тебя пока дождёшься, упадёшь в голодный обморок!

— Мясо не выносит суеты, имей терпение, — заверил Баба Стася.

Бабушка, разволновавшись, заявила, что сейчас накормит всех гостей, на что Баба Стася вытаращил глаза и подскочил к ней:

— Вы с ума сошли?! Готовка и мытьё посуды — это тяжёлая мужская работа, не для женских рук!

Он вытащил из дома кресло, поставил его под тенью старой яблони, усадил в него бабушку и потребовал:

— Сидите, отдыхайте и наслаждайтесь прекрасным видом.

По участку расползался дымок костра, мяса, сосновых шишек и тлеющих можжевёловых веток. Крася потолок, Влада, Ави и Джон топтались на столе, газеты то и дело прилипали к их босым ногам, а на лицо и плечи капала краска. Лена их подбадривала, а где-то за забором жужжали газонокосилки и электропилы.

Наступил какой-то тянущий, скучный момент, когда говорить особо не о чём и до обеда ещё далеко, как и до окончания работы. Бабушка ёрзала в кресле. Ей неудобно, что гости работают, а она — нет.

Джон вздохнул и замурлыкал себе под нос:

— Как-то летом на рассвете заглянул в соседний сад…

Влада встретилась с ним взглядом, улыбнулась и подхватила:

— Там смуглянка-молдаванка собирает виноград…

— Кхм-кхм, — прокашлялся Ави, взял левую руку Влады, подпел голосом низким и бархатным, как у кота: — Я краснею, я бледнею, захотелось ей сказать…

Он поднёс запястье Влады к своему лицу, поцеловал — на губе осталось пятнышко краски.

— Станем над рекою зорьки летние встречать! — пропели уже втроём.

Лена закатила глаза, небрежно потушила сигарету и зашла в дом, а к припеву подключился Баба Стася у мангала. Он смешно пританцовывал в дыму и походил на алтайского шамана. Бабушка с восторгом смотрела на них и двигалась в ритме песни, вспоминая свою юность и колхоз, где была заводилой в кружке самодеятельности.

Припев кончился, все засмеялись. Но тут раздались звуки гитары. Лена вернулась на террасу и запела:

— А смуглянка-молдаванка отвечала парню в лад…

Влада узнала звук этих струн, посмотрела на гитару с бабочками в руках Лены, подхватила:

— Партизанский молдаванский собираем мы отряд…

Услышала, как у соседей затихли газонокосилки и пилы.

— Нынче рано партизаны дом покинули родной… — вступили Ави и Джон, сделав тянущую паузу, которую сдирижировала свободной рукой Влада.

Вдруг бабушка подскочила и в лучших традициях советской эстрады, затянула голосисто и звонко:

— Ждёт тебя дорога к партизанам в лес густой!

Они устроили свой маленький фестиваль: пели всё, что помнили и чего не помнили, танцевали, красили и кашеварили. Под вечер, когда звёзды начали разгораться и мерцать, Ави и Лена дуэтом затянули «Ты меня на рассвете разбудишь». Когда пел Ави, он смотрел на Владу и улыбался, Лена смотрела на Джона, а бабушка, слушая их голоса, прослезилась, вспомнив о чём-то своём, далёком, оставшемся в прошлом. И деревня замолкала каждый раз, когда они начинали новую песню.

Утром они влезли в старенький «фиат» и уехали, оставив Таисию Никифоровну, свежевыкрашенное крыльцо и турку для кофе. И все знали, что вернутся осенью собирать опавшую листву, и под Новый год наряжать живую ёлку, и ещё много раз. Это теперь их место. Их «Секретка».