В высоком, потемневшем от времени зеркале отражалась фигура хозяйки квартиры. Коротко стриженная седина волос, шерстяное платье «за коленку», нервный изгиб бровей над внимательным взглядом.

— Ужасная погода. В прошлом году снега по эту пору не было. — Зоя Никифоровна всю жизнь прожила одна и привыкла размышлять вслух. Сейчас она сощурилась, шагнула ближе к зеркалу и продолжила свой одинокий монолог: — Схожу и как раз вернусь к началу «Господина судьи».

Зоя Никифоровна достала из ящика помаду. Вспомнила, как заметила её лет пять назад на кассе в одном из магазинов бытовой химии.

— По акции идёт, — девушка за прилавком сняла колпачок и выкрутила яркий столбик до самого конца. — «Розовый закат» — для вашего возраста самое то. Не ярко и стильно.

Зоя Никифоровна купила. Не любительница косметики, она рассмотрела помаду, только когда вернулась домой:

— Пóшло, — вынесла вердикт и бросила покупку в ящик для мелочей под зеркалом.

Сейчас помада отыскалась в самой его глубине, среди квитанций, шпилек для волос, редкозубых расчёсок и прочих мелочей, которые и не нужны, и выбросить жалко.

— Подкрашусь, повяжу платок, который на юбилее завода в прошлом году ветеранам дарили (больно уж яркий, зато ненадёванный), куртку старую возьму вместо пальто — и совсем другой человек, — подытожила Зоя Никифоровна, скользнув помадой по морщинистым губам, осмотрела своё отражение и провела помадой ещё раз.

У подъезда собралась компания молодых мамочек с колясками.

— Здравствуйте, — сухо бросила Зоя Никифоровна, протискиваясь мимо колясок с двухколёсной тележкой в одной руке и лыжной палкой в другой.

— Здравствуйте, Зоя Никифоровна. В «Буханочку» за продуктами? — пропела девушка в спортивном костюме цвета стоящей рядом коляски и пасмурного мартовского неба. Остальные мамочки нестройно поздоровались вслед за ней.

— Туда, — ответила старушка, не оборачиваясь и ускоряя шаг.

Молодые женщины выразительно посмотрели друг на друга. Затем первая проговорила так, чтобы услышали все присутствующие:

— Третий день подряд, как штык, в магаз за сахаром гоняет. И куда ей столько? Нет же у неё никого. Вот такие и создают дефицит...

Через час Зоя Никифоровна была дома. Уставшая не от веса покупок, а от пересудов и косых взглядов, достала она из сумки дефицитный сахарный песок, банки с дешёвыми рыбными консервами, рулоны туалетной бумаги и пакетик мятных карамелек ядовитого цвета.

Пергаментные худые руки её мелко тряслись, складывая продукты в «чудильник» под окошком кухни. Туда, где их ждали ещё пять таких же килограммов сахара, десяток бутылок растительного масла и несколько больших пакетов муки.

Затем Зоя Никифоровна села на табурет, положила за щёку мятную карамельку и, тяжело облокотившись на кухонный стол, беззвучно заплакала.

Она смотрела на дешёвую репродукцию Репина на стене напротив, но сквозь слёзы видела только старую деревенскую избу, полутёмную комнату, шестерых ребятишек и сгорбленную мать, превратившуюся в старуху задолго до «официальной» старости. Слышала взрывы обстрелов ушами трёхлетней Зоиньки-заиньки... Затем заклеенные накрест окна детского дома, «чай» без заварки и с большой сахарной головой «вприглядку». И снова плакала. От стыда за «дефицит» и от того, что ничего поделать с собою не в силах.