Семирамида Ефимовна, или, по-простому, тётя Сима, зашла в комнату к своему племяннику Бореньке в субботу в пять утра. Не то чтобы Боренька в это время спал (час назад он только вернулся со свидания, надо сказать весьма приятного), но всё равно появление немолодой тёти в кокетливо распахнутом халатике на ночнушку белорусского трикотажа, фривольно обтягивающую сто двадцать пять килограммов женских форм, не входило в планы Бореньки на раннее утро субботы. Впрочем, тётя так явно была чем-то глубоко опечалена, что Боренька предпочёл впустить её в свою комнату и выслушать, сделав вид, что для этого даже оделся, как на выход.

— Боренька, ты не видел моих таблеток?

— Каких, тётя Сима?

— Тех, что я всегда на кухонном подоконнике держу, в корзиночке.

— Тётя Сима, я вам сколько раз говорил, что на подоконнике в корзиночке держать таблетки небезопасно: у вас и кот, и пёс, и крыса ручная зачем-то... И это я сейчас не про ту странную женщину, которую вы принимаете как постоялицу в комнате, что больше моей по непонятным причинам, а про ту серую ручную крысу, прокусившую мне дорогие калоши от «Гуччи»... И попугай ещё у дяди Сёмы, который в гости заходит. Дядя Сёма заходит, не попугай. Попугай на плече, как у пирата. Развели зверинец! Вся эта живность шастает по подоконнику. Нет, я не знаю, где ваши таблетки: возможно, уже в ком-нибудь из них!

— Ой-вей, Боренька. Как же так? Я думала, что уж ты-то такой внимательный, ты-то знаешь! Как же мне теперь без них? Они рецептурные, раз в месяц выписываются. Может, поможешь найти?

Боренька закатил глаза и едва слышно застонал. Но тётя не брала с него денег за проживание, а аренда в городе нынче стоила дорого: расстраивать тётю ещё больше не захотелось. К тому же Боренька давно мечтал занять комнату побольше.

— Тётя Сима, давайте думать логически. Ну кому они нужны? Вы их где ещё искали?

— Да везде искала! В корзиночке, на подоконнике, на ящиках, в ящиках, под ящиками, на полу...

— А за пределами кухни?

— Везде! Вот даже к тебе зашла.

— Так. А как самочувствие кота? Собаку не тошнило?

— Та бох-х с тобой, Боренька! Они воспитанные, они не возьмут!

— У нас таки все воспитанные, а что до чужого добра... Ладно, допустим... а...

— А может, ты, Боренька, сам на кухню сходишь? Так сказать, свежим взглядом посмотреть? — тон тёти звучал умоляюще и непреклонно. Боренька каждый раз удивлялся, как так можно, и каждый раз пасовал, сдавался, делал, что велено. Вот и сейчас Боренька только выдохнул сквозь зубы и послушно пошёл за тётей.

Обыск кухни не дал результатов. Обыск всей остальной квартиры — тоже. Кем бы ни был таинственный вор (конечно, если это не сама тётя Сима в беспамятстве уничтожила лекарства, что вряд ли), он не оставил никаких следов, ни единой зацепки. Уже потеряв всякую надежду, Боренька в последний раз заглянул в корзиночку на подоконнике. Корзиночка, как и прежде, была пуста. Однако над корзиночкой в лучах уже вошедшего в полную силу солнца, рьяно светившего сквозь тюль окна, Боря с содроганием заметил нечто странное. Кокон. В складках тюля висел настоящий кокон размером с крысу, а вверху на нём, как затейливый бутон, болталась пластиковая бутылочка из-под тёти-Симиных таблеток.

— Т-т-т-т-т-тётя Сима, — заикаясь, позвал тётю Боренька, — что это?!

Тётя Сима, на ходу цепляя на нос очки, подошла к племяннику и посмотрела в указанном им направлении, но вопреки ожиданию Бореньки, активно обливавшемуся холодным потом ужаса, воскликнула:

— Ах ты ж! Мой паучок-то древесный как эволюционировал! В куколку.

— Куколку? Какую куколку?! Какой паучок?!

— Это мне дядя Сёма из Амазонии привёз специально для разведения паучка, я его в этой корзиночке рядом с лекарствами держала в баночке. Видать, кто-то баночку взял, паучок из неё и выполз. Может, этот кто-то паучка испугался, от ужаса в корзинку его и уронил. А паучку эволюционировать пора: вот он другой баночкой и воспользовался, чтобы кокон прикрыть, той, где мои лекарства были... Теперь надо дяде Сёме звонить, пусть скорый приплод забирает.

— Приплод?! — Почти сутки бодрствовавший Боренька, психика которого всё более разгонялась, в красках представил занавеску, всю обвешанную коконами, сглотнул вязкую слюну и внезапно принял решение.

— Тётя Сима, я очень рад, что вас таки больше не беспокоит пропажа лекарства в силу его обнаружения... Точнее, его останков... Остатков! Неважно! На этой радостной ноте должен вас всё-таки уведомить, что нашёл спутницу своей мечты и, кажется, скоропостижно переезжаю к ней. Да, прямо вот сейчас! Спасибо за всё, но личная жизнь не ждёт!

С этими словами Боренька покинул кухню, а к вечеру и квартиру тёти Симы. Едва за Боренькой с чемоданами захлопнулась дверь, довольная тётя Сима, мелодично позвякивая комплектом Бориных ключей, набрала номер сестры.

— Алло, Фирочка, родная, как ты и говорила, он таки прям сегодня же съехал! Ага. Да, не благодари! Мужику уже сорок один год, а он всё с тётей живёт! Да, Сарочка тоже уже звонила, благодарила. Такая чудесная девочка, хоть и тридцать девять. Ну, к ней, куда ж ещё. Ага. Хорошо, что ты про арахнофобию сказала и про то, что он с утра на выводы скорый. Что? Где паука нашла? Да нигде. Крысу вон Сонину замотала ватой и нитками. Ну, пришлось ей снотворное скормить моё слегка. Да нет, шо я живодёр шо ли, шучу, конечно, про крысу. Просто вспомнила Боречкины поделки в садике и повторила, чтобы у него дежавю случилось! В общем, и мне спокойно, и вам хорошего вечера! Целую!

Счастливая тётя Сима отключила звонок и села на кухне пить вечерний чай с сушками. Кот, собака и даже серая ручная крыса словно прониклись важностью момента и вели себя тихо. Оставалось только позвать в гости дядю Сёму, о чём тётя Сима не без удовольствия раздумывала.