У меня рука взрослой женщины. Не помню, как давно она со мной. Однажды потянулась за кофе — бац! — рука взрослой женщины.

Увидела: прозрачную кожу — капуста на голубцах, запястье, пальцы; под всем этим — тонкие ветви цвета сирени, только совсем не пахнут. Потом меня одёрнули, и я забыла. Расплатилась за кофе и забыла, что у меня появилась рука взрослой женщины.

Она всегда берёт зонтик, если намечается дождь. Раскрывает его, едва закапает. Мне это не нравится. Та, прошлая, всегда подставляла ладонь и ждала, пока капля за каплей не обрушится водопад.

У меня рука взрослой женщины.

Она встаёт по утрам и заваривает себе крепкий чай. Смотрит в темноту за окном и думает, как бы не споткнуться и не испортить дорогущие туфли. Совсем новые. Честно — не так уж она им и рада. Нет трепета перед обновкой — только сожаление, что и они состарятся, скукожатся, стопчутся, и много других «с».

На работе, переобуваясь в больничные сланцы (она работает санитаркой), прячет туфли подальше в шкаф, чтобы не украли. Взрослая женщина помнит, что говорила ей мать: все воруют, все обманывают, и никому, кроме семьи, верить нельзя.

Уж не знаю, как там на самом деле, но, как по мне, взрослая женщина сумасшедшая, раз верит в такой бред. Она говорит: людей слушать нельзя, они хотят тебя запутать, чтобы себя распутать, в их голове такая каша.

В парикмахерской она перелистывает страницу за страницей глянцевые журналы, которые давно уже устарели и никому не нужны, как и товары, которые рекламируются в них. Кто вообще в наше время печатает рекламу?

Взрослая женщина сидит и, закинув ногу на ногу, покачивает пушистым розовым носиком туфель.

У меня её рука. Я замечаю это мимоходом, занимаясь своими делами, — жизнь-то не кончается.

Честно говоря, мы давно были бы с ней на ты, если б лицо взрослой женщины не уродовала улыбка. Помада заходит за контур. Когда красишься такой рукой, сложно не зайти.

Недавно заметила, что от руки отходят спицы. Четыре штуки — прямиком из основания. Они-то и держат пальцы. Сирень разрастается под ними паутиной, буквами, напечатанными поверх фотографии в паспорте.

А родинки. Боже, сколько у взрослой женщины родинок! И одна над губой, чуть выше глянцевой тёмно-коричневой помады. Ужас какая блестящая.

Помада цвета родинки.

Родинка цвета помады.

Я читаю книги, а взрослая женщина листает их своей рукой.

Я одеваю ей кольцо на палец, собираясь на свидание.

Я учусь ею.

Живу.

Думаю.

Взрослая женщина думать совсем не любит: если мысли начинают лезть в голову, она подносит свои спицы к моим вискам и массирует круговыми движениями.

Бывает, ей вспоминается что-то неприятное, тогда она отмахивается и начинает повторять одно и то же: «Этого не было». Взрослая женщина считает, если убеждать себя, что чего-то не было — это будет означать, что этого не было, даже если было.

Я гуляю, а она вскидывает ногу и шипит, когда к ней подбегает собака.

Я смотрю на солнце, а она прячется от него.

Иногда я просто опускаю взгляд и вижу, как выпирают спицы, как бугорками под кожей на кисти скапливается сирень и мне становится страшно. Потому что у меня рука взрослой женщины.

Ею она меня и задушит.