Пальцы лениво перелистывали страницы меню. Глаза разбегались в поисках кофе — любимого напитка, коварного пойла, наркотика, без которого невозможно в дождливый осенний день.

Где же пресловутый ореховый запах прелых листьев, дымчатое солнце и летающая паутинка?..

В кирпичные стены уютного пространства пёстрыми пятнами вросли нарисованные окошки с резными наличниками. С соседнего столика доносился аромат таёжного чая и кесадильи с поджаристыми помидорами, а разговор двух пожилых женщин, которые сидели за ним, бодрил почище эспрессо с можжевельником.

— Камеры... Повсюду камеры! — Одна из них, тучная и темноволосая, в очках с толстыми стёклами в чёрной оправе, всплеснула руками. — Большой Брат за нами следит. — Она подняла указательный палец и отхлебнула чаю.

Вторая женщина, с короткими седыми волосами и лиловым платком на плечах, молча слушала громкоголосую подругу.

— Сейчас у нас... как это... то-та-ли-та-ризм, — проговорила тёмненькая и протёрла запотевшие от натуги очки.

Я ухмыльнулась и жмякнула кнопку вызова официанта. Тоталитаризм! Надо же, поклонница Оруэлла.

— За всеми сейчас следят, не то что раньше. А что завтра будет? — вздохнула седая и закатала рукава вязаной кофты.

— А завтра... — тёмненькая шумно выдохнула, достала из потрёпанного рюкзака телефон и пробасила: — Завтра — Рождество Богородицы.

Ничего себе, темы скачут. У моего столика незаметно оказалась приятная девушка в форменном фартуке.

— Здравствуйте, меня зовут Анастасия, сегодня я ваша официантка, — отчеканила девушка, наверняка улыбаясь за одноразовой маской.

— Какой раф посоветуете?

Я разрывалась между аппетитно-золотистым с куркумой и сдержанно-кремовым с фиалками.

— Я бы вам с фиалками порекомендовала. — Официантка приготовила блокнотик и ручку.

— Тогда, раф с фиалками. Пока всё.

Я захлопнула меню и снова направила внимание на соседний артхаусный столик. Разговор от тоталитаризма и Рождества Богородицы плавно перешёл к отделке дома.

— Между прочим, лучше обделать, тьфу, отделать бежевым. — Тёмненькая с завидным аппетитом уминала кесадилью, не используя столовые приборы.

— А диван тогда какой? — уточнила седая.

— Как какой? Цвета венге, нормально будет. — Продвинутая бабуля принялась за вторую лепёшку.

— Это вроде коричневого? — Седая сжимала кружку с таёжным чаем, оттопыривая мизинец.

— Именно. Эх, у меня внук всё время в телефоне. — Тёмненькая недоверчиво покосилась на свой «самсунг», как будто Большой Брат наблюдал за ней и оттуда.

— Мои внучки тоже, — подхватила седая. — Такие маленькие, а уже от телефона не отлипают!

— А я пока ватсап-сообщения отключила... Ну то есть оповещения. — Тёмненькая разблокировала телефон толстым пальцем-сарделькой. — Ой, мне тут в инстаграме кто-то сердечко поставил, смотри!

— О, на бабочку... Это же в огороде у тебя, ты показывала! — Седая отставила кружку и достала из розового клатча свой телефон. — А я тебе так цинию и не скинула...

— Цинию скинь обязательно. А ты мне чё сердечко не поставила? — надула губы тёмненькая.

— Ну ты мне так показала...

— Надо сердечки ставить! Чем больше, тем лучше! Так, а цинию скинула? На бабочку тебе ссылку выслала вот.

— Куда? — Седая растерянно смотрела в экран.

— Ну, входящие-то посмотри! Да сообщения! Давай показывай! — Тёмненькая выхватила у подруги телефон. — Так, вот ссылка... Всё, сердечко от тебя уже поставила. Можешь не ставить, — она расплылась в улыбке.

Лопотание женщин скрашивало моё ожидание. Я слушала и смотрела в окно: ветки рябины, нагруженные ягодами, прилипали к стеклу и обжигали глаза; через просветы между огненно-алыми плодами, как напоминание о среднеазиатском зное, блестели изразцы минаретов. И жгучая ностальгия, и устало вздыхающая от ветра и тяжести рябина, и бабушки, читавшие или почитавшие Оруэлла, порождали смесь противоречивых ощущений с оттенком лёгкого безумия.

Закончив снимать ложкой любимую пенку, я отхлебнула остывающий кофе и чуть не заглотила цветок. Точно! С фиалками же! Я-то не сомневалась, что это очередной ароматизатор.

— Как думаешь, мне поставить внукам на телефон систему слежения? Ещё этот... вроде Ростелеком... камеры какие-то предлагал, а я согласилась. — Седая смахнула со стола крошку.

— Конечно ставь! Ты что думаешь?! Я давно поставила. — Тёмненькая снова полезла в телефон. — Вон, внук со школы как раз вернулся... А энти вот, камеры, стоят у меня дома — вижу, кто к двери нашей подходит... Хорошее дело, ну. — Она залпом допила чай.

— Точно! Не зря всё, значит, не зря... — вздохнула седая.

— Конечно, попробуй за всеми уследи. — Тёмненькая нажала кнопку вызова официанта. — Удобно как, а!

Я снова чуть не подавилась фиалкой. В дверях приветливо заиграл колокольчик — и вот растрёпанная подруга в намокшем пальто уже мчится к моему столу.

Мы лакомились фиалками — то ли настоящими цветами, то ли неспешными и воздушными женскими разговорами, — а бабушки обсуждали, через какое приложение лучше вызвать такси, пока за ними с экранов смартфонов пристально наблюдал Большой Брат.