— Теобальди, я чувствую, что ты от меня что-то скрываешь. Я хочу знать правду, какой бы горькой она ни была. Я имею на это право. Скажи мне, кто ты на самом деле?

— Ты действительно хочешь знать?

— Да.

— Хорошо, я открою тебе свой секрет, пусть даже это и разрушит нашу любовь.

Он наклонился и прошептал ей на ухо короткое, состоящее из двух слогов слово, и Мордида, воскликнув: «Я не могу в это поверить!», потеряла сознание. Теобальди, склонившись над бездыханной девушкой, покрывал поцелуями её похолодевший лоб, бормоча: «Тебе я никогда не причиню вреда, никогда».

* * *

Зелёные расчёски пальмовых листьев создавали ошмётки тени. Две горы, покрытые низкорослым рыхлым кустарником, похожим на отращиваемую рыжим подростком бороду, охраняли подкову пляжа. Девятнадцатилетняя Мордида, длинноногая, как кубинская негритянка, белокожая, как очищенный шампиньон, и зеленоглазая, как старорежимная бутылка минералки, наслаждалась долгожданным отдыхом. Трёхцветное море начиналось вдалеке чернилами, на завороте вьюнка было цвета итальянского мороженого «Пуффо», а заканчивалось одиноким белым.

Убаюканная односложными нотациями волн, Мордида дремала. Пять сомбреро танцевали вальс, причём таинственным образом пар хватило всем, а аккомпанементом служило жужжание. «З-з-з-з-з». Сквозь жужжание Мордида почувствовала, что на неё смотрят, и приоткрыла глаза. На валуне неподалёку сидел мужчина. Мордида ощутила покалывание в правой руке и попыталась вспомнить, где находится сердце. Она училась на кардиолога. В первом семестре первого курса в морг ещё не водили. Пришлось положиться на интуицию, которая ей говорила, что она влюбилась.

Мужчина был худ, неприметен, с ногами почти прозрачными, покрытыми мелкими волосками, а цветом походил на умытую долгими тропическими дождями хижину на пляже. Болезненная нервность движений создавала впечатление непрекращающегося полёта. Небольшие, близко посаженные глаза смотрели прямо в душу.

— Простите, что помешал, — звенящим голосом извинился он. — У вас необычная кожа.

— Да, её часто сравнивают со взбитыми сливками, — привычно ответила на комплимент Мордида.

— Я имел в виду не цвет.

— А что же?

— Ваша кожа очень хрупкая, тонкая, невесомая, её почти нет. Такое редко встретишь.

— Откуда вы знаете?

— Мне не надо прикасаться к коже, чтобы понять её эфемерность. Я специалист в этом вопросе.

— Вы дерматолог?

— Скорее гематолог.

— А я учусь на кардиолога. Вы здесь отдыхаете?

— Я никогда не отдыхаю. Простите, это прозвучало странно. Я имел в виду, что у меня напряжённая жизнь, постоянные перелёты и всё такое. А вы здесь надолго?

— На две недели. Меня зовут Мордида. Мордида Москителли. А вас?

— Мордида Москителли? Вас действительно так зовут? Я — Теобальди Анофелес.

— У вас греческая фамилия. Откуда вы родом?

— Всё это сложно, давайте не будем обо мне. Что вы делаете сегодня вечером?

— Ужинаю у бассейна в отеле.

— Хотите вечером погулять по пляжу? Если не будет дождя, конечно.

— Я обожаю гулять под дождём, всё сразу такое стеклянно-невинное делается.

— Если будет дождь, я не приду.

— Почему?

— Дождь мешает мне думать.

— А вы всё время думаете?

— Когда не идёт дождь.

— О чём же вы думаете?

— О дожде, естественно. Я всё время думаю о дожде, — грустно пропел Теобальди и вздохнул, затрепетав при этом всем телом. — Извините, мне надо идти, влажность повышается. Рад был знакомству, до вечера, — прозвенело из-за пальмы.

Мордида, стряхнув с волос ядовито-зелёного хамелеона, встала. Песок, старенький, седенький и летучий, тоненько жаловался на каждый её шаг. Пахло, как и всегда в два часа дня, рыбой — тухлой из помойки около горы, жареной — из кафе «Три поросёнка».

Червячок терзал её невинную душу. Теобальди прекрасен, душой и телом. Но его таинственность? Он что-то скрывает. Что бы это ни было, Мордида сделала свой выбор. Какую бы страшную правду не держал в своём сухоньком кулачке Теобальди, Мордида будет ему верна до конца.

Вечерело. Тени никли, пытаясь ускользнуть незаметно. Воздух, обрюзгший за длинный день, ворочался тяжело и неповоротливо. Запахи, выстроившись в очередь, устроили потасовку и смешались. Мордида, поужинав жареными бананами с рисом, завершала трапезу коктейлем из нетерпеливого ожидания, настоянного на лёгком страхе. Что её ждёт? Вечер надвигался быстро, как фирменный Москва—Прага.

— Как ты прекрасна сегодня! Ты не против, что я так быстро перешёл на «ты»? Дурная привычка.

— Мужчину дурные привычки украшают. Положительные герои скучны, автор всё равно выбрасывает их на помойку.

— Тебя привлекает зло?

— Меня привлекаешь ты, Теобальди.

— А если я — злой?

— Ты не можешь быть злым.

— Ты в этом уверена? — мрачно звенел его голос, мрачно и предостерегающе.

— Да.

Теобальди обвил её гибкий, как молодая бамбуковая поросль, стан. Всё замерло в природе. Шипя и испаряясь на лету, на лоб Мордиды упала первая капля вечернего дождя.

— Теобальди, ты плачешь?

— Это дождь. Мне надо идти, Мордида.

— Останься, Теобальди, пожалуйста, не оставляй меня.

— Я не могу, — донеслось издалека.

Три дня шёл дождь. Три дня его не было. Мордиде казалось, что она слышит звон его высокого голоса где-то рядом. Мордида не могла есть, перестала спать.

Ярким солнечным утром на третий день его отсутствия Мордида почувствовала, как он прикасается к её носу.

— Мордида, я вернулся. Я думал, что тебе будет лучше без меня, но я слишком слаб, чтобы уйти навсегда. Прости меня.

— Тебе не за что извиняться, любимый. Я тоже не могу без тебя жить. Теперь мы всегда будем вместе?

— Когда нет дождя, я всегда буду рядом с тобой.

Солнце поселилось в их сердцах. Дни резвились на мелководье, а цветы смеялись, радуясь их счастью. Безоблачное утро сменял жаркий день, уносимый за море звёздной ночью. Но Мордиде, зеленоглазой сливочной Мордиде, не давала покоя тайна Теобальди.

— Теобальди, я чувствую, что ты от меня что-то скрываешь. Я хочу знать правду, какой бы горькой она ни была. Я имею на это право. Скажи мне, кто ты на самом деле?

— Ты действительно хочешь это знать?

— Да.

— Хорошо, я открою тебе свой секрет, пусть даже это и разрушит нашу любовь. Я — комар, — прошептал горькую правду Теобальди.

— Я не могу в это поверить, — воскликнула Мордида и потеряла сознание.

Теобальди, склонившись над девушкой, покрывал поцелуями её похолодевший лоб, бормоча: «Тебе я никогда не причиню вреда, никогда». Зефирный лоб Мордиды был так искушающе близко, так волнующе рядом. Синевато-розовые жилки манили сладострастным пульсирующим нектаром. Теобальди, чьи порывистые движения всё больше напоминали полёт, боролся со своей природой. «О нет, только не она, её я укусить не могу, я сильнее своей жажды», бормотал, как заклинание, он, не замечая первых капель вечерней грозы. Когда хлынул дождь, Теобальди всё ещё был рядом с Мордидой. Улететь он не успел. Теперь его длинный хобот гладил лоб Мордиды, выбирая самое нежное, чувствительное место. Точный удар четырёх ножей, и трубка вонзилась в плоть, проникая в бурную красную реку.

— Теобальди, — застонала Мордида, приходя в себя, — Теобальди, я всё равно тебя люблю, несмотря на то, что ты — комар. Вместе мы с этим справимся. Теобальди? Где ты?

Мордида посмотрела на свою правую руку.

— Теобальди, нет! Я не хотела, любимый, я не хотела, — рыдала Мордида.