Гришка лежал на полу, уткнувшись носом в пыльный ковёр, и страдал от настигшей его вселенской несправедливости: мама заставила Гришку читать книги, заданные на лето. Ушла из дома на работу и строго-настрого наказала читать.

— Приду и проверю, — сказала мама и протянула сыну книжку.

«Книжку, чтобы расстроить Гришку», — пробормотал страдалец, рассматривая узор на бабушкином ковре. Действительно, как тут не расстраиваться, если друг Петька отправился на речку, в саду растёт малина, а Алька обещала научить новой игре! Там вон целая жизнь проходит. И вся без него, без Гришки.

— Они веселятся, а я должен сидеть не диване и читать какие-то глупые слова, — буркнул Гришка и, не вставая с ковра, лягнул старые часы-ходики.

Часы недовольно звякнули.

— Чего дерёшься? — обиженно сказали они. — Гирьками по лбу захотел получить?

— Не захотел, — вновь буркнул Гришка. Он знал, что ничего ему ходики не сделают. Но на всякий случай немного отодвинулся от них.

— Вот и не дерись тогда. Чего надулся? Мама опять издевается?

— Издевается, — вздохнул Гришка и уткнулся лбом в ковёр.

— Забавно, — задумчиво протикали часы.

— Чего забавно?

— А мы видели уже точно такую же сцену. Только вместо страдальца Гришки была страдалица Валька, мама твоя. Она точно так же лежала тут и пиналась, ненавидя всю на свете литературу.

— Да ладно! Хватит врать! — встрепенулся Гришка. Он оторвал лоб от ковра и даже сменил лежачее положение на сидячее.

— Время никогда не врёт, — категорично заявили ходики. — Теперь твоя мама рада была бы читать, да времени столько нет, как раньше. Она время своё книжное тогда на этот самый ковёр и рассыпала. Не собрать его теперь.

Гришка с сомнением посмотрел на часы. Они явно врали. Кто в здравом уме захочет читать? Ну разве что Алька. Но ей можно, она же девчонка.

Нет, кроме Альки никто больше не захочет. Тем более, когда ты взрослый. И когда ты можешь поступать, как вздумается. И никто, совсем-совсем никто не заставит тебя что-то делать.

— Враки! — категорично заявил Гришка. — Вот стану взрослым, все книжки из дома повыкидываю. Ну или Альке отдам. Оставлю только бабушкины, где рецепты записаны. Поскорее бы вырасти!

Гришка мечтательно улыбнулся. Перед ним развернулась вся дурманящая перспектива взрослой жизни.

— А ты уверен, что отдавать будет кому?

— В смысле?

— Ты уверен, что Алька с тобой дружить тогда будет?

Гришка снисходительно покосился на тикающего собеседника. Совсем ходики от старости соображать перестали. Куда их с Алькой дружба-то деться может? У них же забор в забор участки стоят.

— А бабушка? — вновь протикали ходики.

— Что бабушка?

— Думаешь, ей нужны будут эти книги с рецептами? Когда ты вырастешь, ей тяжело уже будет пироги да торты печь. Рецепты покроются пылью на полке.

На этот раз Гришка крайне недоверчиво посмотрел на часы. Что за глупости! Чтобы бабушка перестала пироги печь? Да невозможно!

— Бабушка твоя когда-то, как сейчас мама, носила красивые платья, красила губы помадой и улыбалась отражению в зеркале.

— Бабушка? Губы помадой? Совсем что ли ку-ку?

Гришка даже покрутил пальцем у виска, чтобы как можно красочнее передать свои мысли по поводу сказанной чуши.

— Помадой, — категорично протикали ходики. — Вон, на фотографию посмотри.

Гришка повернул голову в сторону комода, где стояло старое фото в рамке. Оттуда ему, Гришке, улыбалась молодая бабушка. В красивом платье и с помадой на губах.

— Но ведь бабушка седая! — воскликнул Гришка.

— И мама твоя будет седая. И ты с Петькой. И Алька.

— И Алька?

Вот уж чего точно Гришка никак не мог представить. Как Алька может стать седой, если её голова — это огненное солнце, а на лице тысячи золотых крапинок?!

— Да и с Петькой ты дружить перестанешь, когда вырастешь.

— С чего это? — насупился Гришка.

— Ну ты же хочешь стать изобретателем?

— Ну, хочу.

— А Петька моряком. Вам явно не по пути.

Гришка задумчиво подпёр рукой щёку. Что-то не то ему ходики натикали. Теперь как-то не очень хотелось становиться взрослым.

— А без этого всего никак?

— Боимся, что никак, — вздохнули ходики. — Волосы, конечно, покрасить можно. А вот с остальным сложнее.

— Я могу тоже попробовать стать моряком. И Алька может. Начну в море ходить, денег заработаю, куплю бабушке помаду. А маме книжек побольше. Ковёр этот подмету.

— Это ещё зачем?

— А чтобы мамино рассыпанное время собрать, — пояснил Гришка.

— Аа-а… Ну-ну… Стрелки часов нельзя замедлить, дружок.

— Хех, ещё как можно!

Гришка подбежал к столу, выдвинул ящик и достал оттуда тканевый мешок. В мешке что-то гремело.

— Вчера с Петькой на пляже ракушек насобирали! Вон их сколько! — довольный Гришка потряс гремящим мешком и привязал его к минутной стрелке часов. Те недовольно заворчали.

— Вот и всё. Делов-то! — запрыгал Гришка. — Бабушка теперь всегда будет готовить пироги, мама красить губы помадой, Алька навечно останется рыжей-прерыжей, а мы с Петькой — друзьями до скончания времён!

— Ловко ты придумал, — похвалили Гришку ходики.

— А то! Я ж изобретатель как-никак.

— Изобретатель, ты собирался ковёр подмести, — напомнили несостоявшемуся моряку замедленные часы.

— А, точно! — хлопнул Гришка себя по лбу и побежал за веником с совком. — Надо ещё коробочку найти, чтобы туда время мамино сложить.

— Книжку не забудь прочитать! — крикнули ему вслед ходики.

Но Гришка не услышал. Он умчался пересыпать рис в банку с гречкой, чтобы освободить тару под мамино время. Ему, Гришке, эта коробочка сейчас нужнее. А бабушка легко сможет определить, где рис, а где гречка. Они же разного цвета — не перепутает.