На отшибе сумрачного, заброшенного сада росла молодая яблоня. И от сырости случилось ей заболеть. Дождливым майским днём листья Ранетки стали выскальзывать из слабеющих веточек, а на коре испариной выступил белый лишайник.

Соседние деревья росли в отдалении, они ничем не могли помочь бедняжке, поэтому им оставалось лишь беспокойно перешёптываться, скрещивая ветви за её здоровье, пока, к общей радости, бледная Ранетка не украсилась зелёными веснушками новых почек.

Недуг отступал, но теперь яблоня сгорала со стыда! Ведь все уже шуршали нарядами из весенней коллекции, а она стояла голой и рябой. Даже вид медленно распускающихся листочков не поднимал настроения — их было слишком мало, чтобы укутать поражённые лишайником ветки. Оставалось только мечтать о пышной кроне, которую, быть может, удастся соткать следующей весной.

А яблоньке так хотелось цвести! Хотелось быть нарядной, наливаться плодами, слушать щебет птенцов, появившихся на свет под защитой её листвы; жить полной жизнью — и уже сейчас, а не через год! От тоски у яблони опускались ветви, и она была готова выжать из себя все соки, только чтобы снова стать красивой.

Не успела Ранетка подумать об этом, как ощутила терпкое, шершавое касание. Вокруг её ствола вкрадчиво змеился стебель хмеля. Наглец появился будто из-под земли, но, приглядевшись, яблонька заметила, что лоза его была очень длинной и уходила за край сада. «Да хоть за край мира!» — подумала она и заскрипела слабым, надтреснутым голосом:

— Что это вы себе позволяете?

— Прошу прощения, прошу прощения, — торопливо зашелестел Хмель, подкручивая салатовые усики. — Видите ли, я не местный, но случайно подслушал разговоры, которые ведут коренные обитатели. И решил вас поддержать.

— Они говорят обо мне? — замерла Ранетка в тревожном предчувствии. — И что же?

Прежде чем ответить, Хмель ещё крепче обнял яблоньку.

— Крепитесь. Они шепчут, что... Эх, это так некультурно... Что ваши голые ветки... бросают на их высокое общество густую тень!

— Они правда так говорят? — вздрогнула яблонька, будто от удара топора. — Как они не понимают, что я болела! Только из-за этого у меня так мало почек и они так медленно распускаются...

— Да-да, клянусь, именно степенью вашей распущенности они и огорчены. Но, к счастью, существуют ещё растения с твёрдым внутренним стержнем, что не будут безучастно торчать на опушке чужого несчастья! Не то что эти очерствевшие чурбаны. Я здесь, чтобы предложить вам опору!

— Спасибо, конечно, — бессильно поникла яблоня, — но разве вы лекарственный? Чем вы мне поможете?

— Я могу заслонить вас от насмешек собственным телом. Одолжить, так сказать, единственную рубашку. Иначе говоря, дать листву в рост. А моя листва, прошу заметить, и больше, и красивее, чем у этих дремучих созданий.

— В рост? — затрепетала Ранетка. — Как это?

— Это когда я помогаю вам, а вы помогаете мне. Смотрите, — Хмель сделал ещё один оборот вокруг тонкого ствола, — я одолжу вам тысячу листьев, а вы обеспечите их прирост, скажем, до двух тысяч. По-моему, справедливо.

— Но как же я это сделаю?

— Да просто ни в чём себе не отказывайте: тянитесь ко всему, чего пожелаете: вверх, вдоль, вширь — а я буду поддерживать ваши стремления. Вы будете создавать форму, а я обеспечу содержание. Проще говоря: вы дадите ветки, на которых я мог бы разместиться, а я дам зелень, чтобы их покрыть. Наращу так тысячу листьев, и мы в расчёте. А самое главное, чем больше листьев будет у меня, тем красивей будете и вы. Вообразите!

И яблоня вообразила, как станет не только самым красивым, но и самым высоким деревом! Конечно, она согласилась, полностью захмелев ещё до того, как извивающиеся стебли достигли вершины, укрыв не только ветви, но и рябой ствол. Ранетка наконец-то почувствовала себя счастливой!

Всё лето молодая яблоня пышно зеленела. Осенью же, когда соседки раскраснелись плодами, отчего заметно погрузнели, Ранетка гордилась изяществом веток и нежными салатовыми серёжками хмельных шишек. И даже зимой, когда все отпустили листья в тёплые края, яблонька выделялась среди других обитателей сада фенечками хмельных лоз.

Весной Ранетка проснулась уже облачённой Хмелем в новый наряд. Поэтому, не тратя времени на плетение кроны, она изо всех сил принялась тянуться ввысь, украшая листочками лишь свои свежие верхние веточки. И росла она с проворством бамбука: Хмель едва за ней поспевал.

На следующий год он объявил:

— Что ж, по листьям мы в расчёте. Не хочу вам надоесть, так что, пожалуй, поползу себе тихонько дальше...

Слова Хмеля очень испугали яблоньку, несмотря на то что пополз он дальше исключительно вверх — по её же собственному стволу. Она живо представила, что случится, когда Хмель решит покинуть её. Неспособная сама соткать столь объёмное платье, которое ей теперь требовалось, она превратится в дурнушку с облезлой кроной. Зато если Хмель останется ещё хотя бы на пару лет, она сумеет перерасти самую высокую сосну! Ранетка уговорила своего помощника заключить новый договор, не думая, согласившись на все его условия.

Симбиоз процветал. Хмель всё плотнее окутывал яблоню, а та продолжала тянуться к солнцу. Спустя несколько лет показалось, будто она доросла до края небес, где было маловато воздуха, отчего дышалось с трудом. Но на самом деле, это корсет из одеревеневших стеблей Хмеля начал душить молодую яблоню.

Но даже заметив это, Ранетка просто сказала себе, что красота требует жертв.

Вот только дышать с каждой неделей становилось всё труднее: корни едва прокачивали соки сквозь сжатую в тисках грудь. Яблоня гибла, не видя пути к спасению. Ведь если Хмель уйдёт, она снова окажется голой. Просто голой каланчой на отшибе. Объектом вечных насмешек и поучительных наставлений. «Лучше умереть красивой, чем жить в позоре и уродстве», — решила она.

Сознание мутнело с каждым днём. Ранетка была рада этому, ведь вместе с ним уходили и сожаления, и страх. Она вспомнила, что так и не вырастила ни единого яблочка.

«Зато я буду украшена листвой ещё много-много лет», — утешилась Ранетка, на прощание взглянув на солнце сквозь наступающие хмельные трезубцы. С этой мыслью она навечно заснула, превратившись в памятник самой себе.

Но уже осенью высокое одинокое дерево поразила молния, и пламя, легко пробежав по хмельной лозе, быстро обратило Ранетку в прах.