От моей бабушки пахло пряниками, потому что она работала на кондитерской фабрике. Все бабушку уважали, и я была уверена: бабушка — тайный пряничный президент. Ни в один пряник новую начинку не положат без её ведома.

Как-то бабушка заболела. Ползимы пролежала в кровати. Однажды, когда мама с папой уехали к тёте Кате, сказала мне:

— Этой ночью придут гости. Если мы тебя разбудим, то прошу: не мешай нам. Разговор будет очень важный. Постарайся уснуть или поиграй одна.

Очень важный разговор — никак о пряниках! Наверное, к бабушке придут пряничные министры. Я дала слово, что даже если проснусь, то тихонько посижу в своей комнате. Но мне до жути захотелось поглядеть на министров хотя бы одним глазком.

Я пыталась не уснуть, читала самые интересные книжки, но задремала с «Алисой» в руках после десяти. Проснулась от звука: в прихожей щёлкнул замок.

Там загорелся свет. Зашуршало: кто-то снимал пуховик и вешал его между нашими. Я поднесла будильник к окну, за которым горел уличный фонарь: три минуты одиннадцатого. А родители придут только утром. Значит, это первый пряничный министр!

Я подкралась к двери: в щёлочку видно коридор. Если прижаться к стене, можно увидеть кусочек министра...

Да это же девочка!

Не старше меня! Как только родители её одну отпустили так поздно? Широко улыбается, и видно: двух зубов не хватает. Лицо усыпано родинками, будто шоколадной крошкой. Каштановые кудряшки до плеч — как шоколадная стружка.

— Здравствуй, — послышался из комнаты голос бабушки.

Он прозвучал напряжённо. Словно кого-то может испугать девчонка без двух зубов!

— Привет! — сказала девочка.

Скрипнули половицы коридора, потом дверь бабушкиной комнаты и кровать: наверное, девочка села бабушке в ноги, как я сама часто делала.

— Помнишь, — весело заговорила девочка, — как ты лазила по деревьям?

Бабушка ответила неуверенно. Девочка стала ей рассказывать про какую-то ерунду: будто бы клён за домом растёт, хотя могла бы сама посмотреть в окно подъезда и убедиться, что за домом у нас только крапива. Про соседский сад и рыбалку, про какого-то Ваську, в которого стреляли горохом. Бабушка уже сама что-то вставляла и смеялась. И то хлеб... Хотя всё-таки горох — не хлеб и тем более не пряник. Про пряники они что-то совсем забыли!

Минут через пятнадцать бабушка с девочкой примолкли. «Вспомнили-таки, — подумала я, — что вещи поважнее есть!» Но тут как раз в прихожей снова клацнул замок.

Я опять прильнула к щёлочке, чтобы хоть что-то разглядеть. Тонкая рука повесила шубку на плечики, плечики на крючок, а потом я увидала её саму: тоже в министры не очень-то годится! Старше первой, но и не взрослая, а как Настя из пятнадцатой квартиры: ходит, наверно, в десятый класс. Глаза нежно-зелёные, как фисташковое мороженое. А волосы у неё — как волны карамели.

— Здравствуй, — ласково сказала девушка.

И прошла — шагов не слыхать — в бабушкину комнату.

— Здравствуй, — ответила бабушка, опять отчего-то оробев.

— Помнишь, как ты хотела стать моряком?

И начала эта девушка говорить о кораблях, называла сложными словами мачты и паруса. Не прошло и минуты, как бабушка подхватила. Пошёл у них разговор: о походах и девчонках с рюкзаками, о походных песнях, потом и сами песни полились. Ладно звучали два высоких голоса.

Наконец голоса подустали, и на три секунды стало тихо. И в третий раз повернулся ключ в замке.

Только тут я сообразила: надо же, у каждого министра ключи от наших дверей. И когда бабушка успела их дать, если всё время лежит? Но думать об этом я сразу забыла, как увидела третьего министра.

Губы у неё — спелая вишня. А волосы цвета коньяка, который иногда из шкафа достают по праздникам. Женщина прошла по коридору, как королева.

— Здравствуй, — сказала ей бабушка задумчивее, чем девочке и девушке.

— Помнишь? — начала женщина так же, как предыдущие.

Но дальше только назвала мужские имена. Бабушка помолчала — а потом сама стала рассказывать. Я в историях быстро запуталась. Иногда бабушка запиналась, тогда женщина помогала. На пятой минуте бабушка плакала, на десятой смеялась.

Без двадцати двенадцать дверь квартиры открылась в последний раз за эту ночь. У четвёртого пряничного министра были недлинные волосы цвета самого горького шоколада. А глаза — как медовые озёра, в которые нырнуло солнце.

— Здравствуй, — мягко сказала она.

И вошла в бабушкину комнату. Они помолчали, потом кто-то из них заговорил — но так тихо, что я едва разбирала слова. Уловила имена: сперва повторялось дедушкино, потом мамино. Потом появилось папино и моё. Бабушка посмеялась: точно тронули маленький колокольчик.

Два голоса звучат тише, тише, тише. Наконец я обнаружила, что до меня не долетает уже ни единого звука. Посмотрела на циферблат будильника: полночь.

Время шло и шло, а они как будто уснули, и в конце концов я решилась заглянуть в бабушкину комнату. Министров там не было.

Только бабушка лежала на кровати, прикрытая тёмным одеялом по грудь. Она умерла в эту ночь.

Когда я к ней подошла, со щёк ещё не сошёл лёгкий румянец, и бабушка улыбалась: словно министры угостили её чаем с самыми сладкими пряниками.