Продавец ёлок
Алёна ИванковаМужичок лет пятидесяти в шапке-ушанке, лохматых валенках и выцветшей синей фуфайке наворачивал круги. Хороводы он водил вокруг жухлых ёлок. С каждым движением из прожжённой дыры на боку синей куртки вываливались ватные кишки. Создавалось ощущение, что вместе с ними из него высыпалась надежда.
31 декабря. «Дед Мороз, я давно тебе не писал, но сейчас прям надо! Вылечить Майю я не прошу, она и сама справится, но для этого нужны время и деньги. Пусть все мои ёлки купят, тогда хватит на лекарство! И, кстати, спасибо за тот паровоз в семьдесят седьмом, только ты о нём тогда знал!»
Конверт отправился Морозову Деду на Северный полюс, улица Новогодняя, Ледяной дом номер один. За последний месяц синий ящик с жёлтой надписью «Почта» много подобных конвертов повидал. Но с такой грустной грустью на него ещё не смотрели. Уголки губ приуныли, серые глаза затянула мутная пелена, щетина разрослась во все стороны. Дрожащими руками Иваныч протянул к железному рту белый прямоугольник.
Неделю назад дочь Иван Иваныча неудачно упала в школьной столовой. Поскользнулась на мокром полу. Ей поставили диагноз: перелом шейки бедра со смещением. В тот же день сделали операцию, вкрутили три медицинских винта, зафиксировав кости. Девочка оказалась прикована к кровати, но с улыбкой называла себя Винтиком.
1 января. «Понимаю, Новый год уже прошёл, но дочери по-прежнему нужно лечение. Осталось ещё много ёлок. Дед, если ты есть, будь мужиком. Помоги!»
Иваныч стоял у синей верёвки, которой были перетянуты три липы. Огромные хлопья снега сыпали, как ватные комки из выцветшей синей фуфайки.
— Подходи, покупай, детям радость раздавай. Ёлка зеленее, чем выпивший Бабай, — Иваныч старался шутить.
— Мама, а что такое «выпивший»? — спросила девочка в фиолетовой курточке и дутых сапожках.
— Дочь, это тот, кто выпил много сока. — Стройная женщина цыкнула и стрельнула глазами в продавца ёлок.
— А что, если много выпить, то позеленеешь? — Мама с дочкой удалились.
— Праздник без ёлки, как моряк без треуголки, а охотник без двустволки, — продолжал зазывать Иван Иваныч.
— Мужик, ты на календарь смотрел? Праздник был ещё вчера. Кому теперь нужны твои лишайные ёлки?
2 января. «Мороз, люди уже возмущаются. Они недовольны, что я не убираю ёлки. Ты поможешь?»
— Пап, а ёлки как? Продал? — громкий голос доносился с угловой кровати, на которой лежала дочь в гипсовых оковах.
— Да, Винтик, не переживай, всё хорошо, — Иваныч натянуто улыбнулся и аккуратно прикрыл ватную дверь.
3 января. «Я понял, ёлки никто не купит. Тебя нет, но я всё равно буду писать!»
Обогнув киоск, сделанный в виде пачки сигарет, к Иванычу уверенным шагом приближались двое. Грозные взгляды, громоздкие ботинки и тёмно-синяя форма, на спине которой зияла устрашающая надпись: «Полиция». Госслужащие упёрли руки в боки и нависли над продавцом ёлок.
— Добрый день, предъявите ваше разрешение на торговлю, — сказал крепкий парень с чёрной сумкой на боку.
— Какое разрешение? Разве нужно какое-то разрешение? — Иваныч сглотнул, спрятал руки в карманы и принялся рассматривать чёрные берцы полицейских.
— Всё с вами понятно, — громко сказал крепыш, махнул и начал скидывать ёлки в одну кучу. Ветки трещали и ломались.
Другой, худощавый, пытался утихомирить пыл напарника, но тот не успокаивался.
— Убирайся, мужик, подобру-поздорову. А то в следующий раз будешь в одной куче с ёлками! — Он достал нож и перерезал верёвку между деревьями.
Полицейские ушли, Иваныч начал разгребать кучу. Обхватив двумя руками колючие ветви, он переваливался с ноги на ногу. Края фуфайки заворачивались и вылетало ещё больше ваты.
Продавец ёлок отряхнул руки, последнее деревце было уже на борту ржавого прицепа. Поворот ключа — и его маленький жёлтый «Москвич», пыхтя, затарахтел и поехал.
4 января. «Ёлки уже совсем пожелтели. Их не берут даже за триста рублей. С рынка прогнали, стою в окружении четырёх пятиэтажек, недалеко от остановки. Люди, которые проходят мимо, смеются и фыркают... Если я не продам эти деревья, то не на что будет купить Майе лекарства...»
— Убери это безобразие. Его никто не купит! — крикнула седовласая старуха, выглянув из окна первого этажа.
— Они вам что мешают?
— Милок, ты мне мешаешь! Мелькаешь тут, хуже тараканов на моей печке.
5 января. «Простоял на морозе двенадцать часов. Домой шёл пешком. Бензин — дорого, проезд — дорого. Мимо промчалось пять трамваев, двенадцать маршруток и больше тысячи машин. На последние жёлтые монеты купил дочери два мандарина. Она их очень любит! Говорит, оранжевые дольки пахнут надеждой... Я думаю, надеждой пахнут деньги в кармане, ведь на них можно купить лекарства».
Очередное письмо отправилось в холодный край. Иваныч медленно, волоча одну ногу, шагал в сторону рабочего места. Его товар был привязан во дворе у одинокого клёна.
Иван Иваныч натянул строительные перчатки с чёрными пупырышками и принялся расставлять остатки бывшезелёных красавиц. Он ставил их ровненько, друг за дружкой, словно они выстроились в очередь за семейным теплом и счастьем.
6 января. «Вчера я вколол Майе последнюю капсулу. От разбитых стекляшек повеяло безысходностью. Сегодня она не спала, глотала желание кричать от боли. Всю ночь я держал её за руку. Вспоминал те времена, когда пел в переходе. Может, и сейчас пойти в переход? А как же ёлки? Я же их не задарма взял, у лесников купил. Не брошу вложенные деньги. Хотя... Ещё один день — и буду завязывать с никому не нужной упёртостью».
Иваныч наматывал круги у ёлок. Зубы стучали, колени дрожали, руки немели. Остановился. Похлопал задубевшими ладонями по фуфайке, а ваты-то не осталось!
— Ёлочки продаёте? — спросил мужчина в красном махровом халате и домашних тапочках со снеговичками.
— Продаю! Берите, не пожалеете, двести рублей — штука. — Иван Иваныч выбрал покупателю самую зелёную.
— Все беру! — топнул ногой мужчина и почесал аккуратно подстриженную бороду.
— Как же вы их унесёте? Вам помочь?
— Не надо! Держите. Сам разберусь. — Мужчина посильнее натянул капюшон от халата.
Иваныч схватил красные купюры, пересчитал и понял — слишком много. Огляделся по сторонам. Ни ёлок, ни верёвки, ни мужчины в халате. Только синяя машина с жёлтой надписью «Почта» удалялась от него.
7 января. «Все необходимые лекарства у меня. Майя скоро встанет и пойдёт. Спасибо, любитель махровых халатов. С Рождеством!»