Я помню прохладное утро заканчивающейся осени: лужицы, покрытые первым хрупким слоем льда, иней, тишину вокруг, пар — если выдыхать ртом воздух, мою ладошку в папиной руке и ощущение счастья — щемящего и безграничного... А ещё я помню летний лес, бабушкины рассказы про царицу грибов и большущих разноцветных стрекоз над нашей корзиной, полной подберезовиков. И любимого мужчину помню — с охапкой ромашек и счастливой улыбкой на рассвете у моего дома...

Сколько её ещё — моей памяти? Сколько затемнённых в ней уголков, сокровищниц, опечатанных тайных комнат? Сколько раз ещё придётся переживать, казалось бы, пережитое и снова извлекать навечно усвоенные уроки?

Папы уже больше десяти лет нет рядом: он поменял мою и мамину ладошки на ладошки другой (надеюсь, любимой) женщины. Бабушка сейчас болеет, поэтому по грибы мы больше не ходим, а любимый мужчина (с ромашками) теперь просто друг. Всё прожилось, пережилось, прижилось в сердце, и сейчас моя жизнь наполнена многим и разным. Но изредка, совершенно неожиданно, вновь оживают ладошки, грибы и ромашки, и почти нестерпимо хочется услышать до боли знакомое папино «Как ты, родная?», и рука тянется к телефону, но после третьего гудка оцепенение проходит и дежурное «алло» вполне вписывается в привычный ритм. И, возвращаясь к безумной каждодневной гонке, понимаешь, что судьба тебя одарила невероятно щедро, потому как есть, что помнить, и это придаёт сил жить.