…Значительно как-то всё это было.

Утром пришёл с целой охапкой пышных, по-лебединому клонящих шеи бело-розовых пионов. В костюме — кэжуал, но всё-таки. Странно, подумала она: с клумб — и в костюме.

— Это вам, — сказал он только и пригласил посмотреть.

Конечно, она согласилась. Его пионы были известны на весь город, и в целом ботсаду не было места красивее того поля, где они росли. А сейчас как раз начало июня — бутоны в самом роспуске.

— Какая красота! Сколько же их здесь?

— Три с лишним сотни кустов, — быстро ответил он, зардевшись то ли от гордости, то ли от смущения.

Три с лишним сотни кустов возносили к солнцу кучерявые головы и гладкие ещё бутоны. Начиналось с кипяще-бордового и пурпурно-розового, дальше алая волна переходила в ровный нежно-розовый и там, вдалеке, разбивалась о белую: белые с интимно розовеющей серединкой, белые с жёлтыми прожилками и роспуском мохнатых тычинок, кремовые, воздушные, как горные снега, как зефир, как платье невесты.

Когда она стала его невестой, прошёл год и снова был июнь, и в руках она держала белые пионы.

Так и её жизнь накрепко связалась с пионами, не только в роскошный и краткий сезон цветения, но и навсегда. Мульчирование, подкормка, продажа на срез многочисленным любителям и знатокам с советами и рассказами о каждом сорте, обрезание, деление корневищ, отбор семян, посадка, снова подкормка и подготовка к зиме — и, конечно же, любование самыми нарядными, по мнению мужа, цветами на земле, целым полем самых нарядных цветов, с придирчивым вглядыванием в каждый, методичной классификацией с последующим кропотливым занесением в специальную тетрадь. Он ездил читать лекции по селекции в университет и на международные и городские цветочные выставки, показывал новые сорта. «Милая Снежана» — по имени жены, белый, с голубоватым даже отливом в сердцевине, тяжёлый, набитый, раскрытый на триста шестьдесят цветок.

Потом была «Весёлая Алиска» — в честь дочери, круглый и нежный, с волнистым краем лепестка, насыщенно-коралловый. У дочки день рождения в июне, и каждый год отец дарил букет «Алисок». Они долго стояли в вазе в детской, и, опадая, лепестки красиво ложились на комод, так что их не хотелось убирать, пока не засохнут.

Папа брал дочку в ботсад, она была маленькая совсем, ползала среди расцвеченных кустов. Жужжали и зарывались в мохнатые шапки цветов шмели, и одуряюще пахло. Он рассказывал про удивительные пионы, которые живут по восемьдесят лет, как люди. Алиса хотела стать ботаником, как папа. Собирала семена для селекции и часто проверяла, не растерялись ли они из маленьких картонных коробочек, подписанных названием исходного сорта. Потом выросла, отучилась на инженера и уехала в другой город. По правде говоря, очень далеко уехала, в Сибирь. По специальности там платили больше. Сначала приезжала редко, а там и совсем перестала.

Когда мать умерла, отец вышел на пенсию. К нему сначала по старой памяти знакомые ещё ходили, про цветы спрашивали, да он не продавал и не звал полюбоваться теми, что росли у его дома. Новых сортов больше не выводил. Так и позабыли про него. В ботсаду часть кустов засохла, и половину пионного поля отдали под ирисы.

Он тихо умер в доме престарелых, куда его определили соседи с нотариально заверенной доверенностью от дочери. На похороны она всё же приехала: надо было решить вопрос со старым домом и получить свидетельство о смерти. Вместе с одной старушкой-соседкой поехали на кладбище. Похоронили, священник — у него был свой садик, для которого он когда-то брал саженцы у покойного — отчитал службу, потом разъехались. Поминки решили не проводить: дочери вечером на самолёт. Старушка-соседка получила кулёк со сладким — на поминовение. Приятно, что холодным зимним утром управились всего за пару часов. Он ушёл, и не…