Игнат считал себя глубоко больным человеком, но утешался тем, что никому не приносит вреда. Ну есть у него странное хобби — так у кого его нет. Зато Игнат не курит, не пьёт, помогает матери и бабушке с дедом. Хороший он всё же человек, Игнат.

Хоть и больной.

А ещё Игнат был красив — и это говорили не только родственники, нет, этого не скрывало и зеркало. Мужчине, в общем-то, совершенно не обязательно быть красивым или «миловидным» — противное словечко, которое липло к Игнату в любом коллективе. Последние полгода он работал почтальоном исключительно для того, чтобы свободно ходить по городу и заглядывать в магазины.

Точнее, в примерочные.

Итак, «миловидный» Игнат, который легко мог познакомиться с любой девушкой хоть в очереди за огурцами, хоть в местном парке, хоть в любом подъезде у почтового ящика, подглядывал за людьми. Зачем? Он не знал. Проходил мимо, замедляя шаг, никогда не дёргал чужие шторки, а просто, если вдруг оставалась щель, чуть задерживался и смотрел, поедал глазами. Игнат вообще мало ел и много двигался, прятался в безразмерных свитерах, так что такое вот «питание» взглядами хоть немного раскрашивало его будни.

Он знал, что это неправильно. Постыдно.

И всё равно не мог удержаться.

Если девушка стояла голой хотя бы по пояс, Игнат краснел и сбегал — он же не извращенец какой-нибудь, не маньяк. Другое дело — девушки в белье. Тонкие белые шеи, кружевные оборки, распущенные густые волосы. Девушки тоже попадались разные, где-то и не девушки вовсе, а женщины, старушки даже. Игнат бросал взгляды и на них — на подтянутость кожи, загорелые плечи с белыми следами-лямками от купальника, круглые веснушки-родинки. В каждом женском теле он мог найти прекрасное.

Пробовал искать похожие картинки в интернете, покупать журналы.

Нет. Только примерочные, только они.

В конце концов, он же никого не обижал, не обворовывал, не бил. Большинство и не подозревало, что Игнат походя одарил их взглядом. Этим Игнат себя и успокаивал, подбадривал между делом. Шёл с почтальонской сумкой то в «Мир одежды», то в «Товары для всей семьи», то в какой-нибудь торговый центр, где можно было дождаться тишины и пустоты у примерочных, а потом насладиться от души.

Очередной зал встретил его молчанием — всего пара кабинок заняты, шторками служат кривые отрезы ткани, не закроешься наглухо. Игнат держал в руке футболку на вешалке, бродил будто в задумчивости, мерить или нет, брать или не брать. В первой кабинке переодевался какой-то мужик, стоял в узких джинсах, втягивал волосатое пузо и грустно улыбался своему отражению.

Игнат ускорил шаг.

Вторая кабинка порадовала больше — женщина, тоненькая и хрупкая, белокожая. Ярко-рыжие вздыбленные волосы, языки пламени над белизной раскалённых углей, бордовое бельё. Игнат замешкался, крутя в руках ценник от футболки.

Женщина была прекрасна. Она держала в руках что-то попугайно-пёстрое, безвкусное, с пайетками и стразами, Игнат бы на такое в жизни внимание не обратил. Он стоял, забыв про осторожность. Поедал глазами, да. Точнее и не скажешь. Не подумаешь. Не произнесёшь.

Вот-вот подойдёт консультант, раскричится, поднимет панику. Всего в паре магазинов Игната ловили с поличным, он всегда был осторожен. Но эти волосы, эти хрупкие запястья, бегущая по руке вязь, какая-то надпись, не разглядеть...

— Красиво? — шёпотом спросила незнакомка. Она так и стояла к Игнату спиной, лицо её было занавешено волосами.

— Да... — вздохнул Игнат.

— Заходи.

Он не смел противиться. Шагнул, снова задёрнул шторку. Тут же обхватил податливое тело руками, вдохнул запах волос — пахло гарью. Незнакомка тряхнула ещё не купленным платьем, и вместо блестящих радужных полосок перед Игнатом мелькнула безжизненная, словно бы половая, тряпка.

Игнат напрягся, чуть отстранился — что-то пошло не так.

И лишь тогда незнакомка поцеловала его.

Во рту у неё было сухо, на язык налипало что-то тонкое, пористое, мягкое. Пепел?.. Под ногами валялась стопка одежды, одинаково-серой, выцветшей. Будто высосанной.

— Как ты там думаешь? Пожирать взглядом?.. — почти ласково спросила незнакомка и, откинув со лба волосы, обнажила лицо.

Вместо глаз у неё зияли два чёрных провала. Пустота, бесконечная, почти космическая, и лишь два тонких змеино-розовых язычка таились в глазницах. Игнат захрипел.

— Ты кто? — простонал, падая перед ней на колени, ощущая, как утекают из него силы.

— Смотри, — снова улыбнулась она.

«Возмездие» — гласила надпись на идеальной руке.

Оба рта-глаза жадно распахнулись, незнакомка потянулась к Игнату. Выкатилась из-под шторки сумка почтальона, выпотрошенная, с распахнутым ртом-застежкой.

Казалось, что она безмолвно кричит.