Сто одиннадцатый день после конца света. Валерий поставил очередной крыжик и поскрёб подбородок.

Свежий крест вызывающе краснел на брусчатке перед самым зевом метрополитена. Первые кресты поблекли, выцвели под тусклым предвечерним солнцем.

Валерий хмуро посмотрел на зажатую в руках кисточку. С распушённого кончика капали густые капли. Брезгливо переступив натёкшую лужу, он сунул кисточку в банку и поднялся в полный рост. Колени протестующе хрустнули.

Тени струились по брусчатке беспросветным потоком. Толкались, обгоняли друг друга, старательно топтали невесомыми подошвами непросохшую краску. Одна из теней замерла в нерешительности прямо перед Валерием и обняла себя за плечи, потёрла, словно в попытке согреться. Он раздражённо отмахнулся. Пальцы прошли сквозь клубящееся марево.

— Ей же больно! — голосок — звонкий, дрожащий — разрезал густой вечерний воздух. Валерий вздрогнул, замотал головой.

Она сидела на спинке скамейки и болтала ногами. Зыбкая и серая, как все тени.

— Ты разговариваешь? — вышло хрипло. За сто одиннадцать дней Валерий почти забыл звук собственного голоса.

Тень спрыгнула на землю, подошла и оказалась крохотной, едва достающей макушкой Валерию до груди. Она подняла голову, словно всматриваясь отсутствующими глазами в его лицо.

— Кнопка, — вырвалось у Валерия.

Тень фыркнула.

* * *

Закатное солнце запуталось в густом переплетении проводов. Заглядевшийся на небо Валерий со всего размаху наступил в лужу. Капли брызнули в разные стороны. Поток теней раскололся, прыснул в стороны.

— Всех распугал, — покачала головой Кнопка. Она остановилась возле яркой вывески кофейни, задрала голову. Жёлтый неон золотил серые косы, делал её профиль практически человеческим.

— И что? — проворчал Валерий. — Они же ненастоящие.

— И я ненастоящая? — Кнопка потёрла пальцем переносицу, словно поправляя отсутствующие очки.

— Наверное, — Валерий пожал плечами.

Мимо с грохотом пролетел трамвай. Клубящийся, цепляющийся теневыми рогами за перепутья проводов.

Дымная кошка, полыхающая зелёными всполохами от аптечного креста, бросилась под ноги, попыталась потереться о штанину. Валерий ожидал, что она проскочит через него так же, как всё в этом зыбком мире, но кошка шоркнулась теневым боком, заурчала. Он брезгливо отпихнул её мыском ботинка.

— Котя! — Кнопка подхватила кошку на руки, принялась оглаживать навострённые уши.

— Под хвостом ещё поцелуй, — буркнул Валерий. — Пакость блохастая.

— Папа говорил так же, — Кнопка побаюкала пригревшуюся кошку и с сожалением отпустила на брусчатку. — А я всю жизнь хотела котёнка.

— Молодец твой папа, нечего дрянь всякую в дом тащить, — отрезал Валерий и с тоской поглядел на горящую жёлтым неоном вывеску. — Сейчас бы кофе.

Дверь кофейни распахнулась, громыхнула колокольчиком. Хлынувшее на улочку тёплое облако пахло молоком и корицей.

— Кофе вредно для сердца!

— Жить вообще вредно, — Валерий потёр ноющую гурдину и отвернулся от зеркальной витрины. Противная стекляшка показывала ссутуленного полуседого чужака.

* * *

Кнопка смотрела на грифона. Грифон хмурился из-под каменных бровей. Когтистые лапы стискивали пьедестал, готовый встрепенуться, всплеснуть широкими крыльями.

Валерий тряхнул головой, выкидывая дурацкие мысли:

— Налюбовалась?

Кнопка вздрогнула и обернулась. За прошедшие дни она словно бы проросла в реальность. Плывущее марево лица обрело смутные черты. На тонкокостном тельце проступило воздушное платье в мелкий цветочек. На концах косиц обозначились банты.

— Он устал сидеть на привязи, — Кнопка погладила грифона по клюву.

— Пусть сидит, раз уродился каменным, — Валерий щёлкнул грифона по хвостовой кисточке.

Кнопка надула губы и отвернулась.

Валерий выглянул через парапет. Тяжёлая, свинцово-серая вода лениво ползла под их ногами, далёкая и безразличная.

— Я бы тоже размяла крылья, — тоскливо протянула Кнопка. Она с размаху упала животом на парапет, свесилась, замотала ногами.

Сердце глухо бухнуло. Валерий схватил Кнопку за шиворот, оторвал от парапета, бросил на асфальт. Она всхлипнула и сжалась в комок.

— Совсем дурная? — прорычал он и, испугавшись собственного крика, протянул ладонь. Кнопка взвизгнула и прикрыла голову руками.

— Не бей, — едва слышно прошептала она, — я больше не буду. Честно-честно.

Валерий вздрогнул, отшатнулся, ударился поясницей о парапет. Кнопка продолжала перекачиваться с носка на пятку и бормотать бессвязное «больше не буду».

* * *

Сто тридцатый день после конца света.

Валерий сунул кисточку в банку, отошёл на несколько шагов. Красная краска кончилась. Новый — ядовито-салатовый — крестик выглядел вызывающе.

— Красиво, — одобрила Кнопка. На её лице окончательно прорезались черты, серость разбавилась слабыми, словно размытая акварель, красками.

— Ещё бы был от этого прок, — вздохнул Валерий.

— Зачем вообще считать несчастливые дни? — Кнопка села на корточки, ковырнула плохо подсохшую краску.

— Потому что счастливые пролетают так быстро, что не успеваешь нарисовать крест, — хохотнул Валерий.

Кнопка дёрнула себя за косицу, посмотрела на поток теней, тянущийся в распахнутые двери метро:

— А почему мы никогда не спускаемся вниз?

Валерий вздрогнул, бросил быстрый взгляд на стеклянные двери и отвернулся. Метро дышало тьмой и неопределённостью. Метро пугало до чёртиков.

— Не хочу, — отрезал он.

Кнопка посмотрела на него долгим взрослым взглядом и пожала плечами.

* * *

На сто семьдесят девятый день поток теней смыл Кнопку в жадное горло метро. Валерий остался наедине с собой. Снова.

Он нарисовал обязательный крест, прогулялся по улочкам, украдкой погладил грифона, посидел на скамейке перед кофейней, разглядывая давешнюю кошку. Кошачьи глаза сверкали желтизной. То ли в них плясали огни с вывески кофейни, то ли Кнопка расцветила собой мир, расползалась радужной каплей бензина во все стороны.

Валерий протянул руку. Кошка прижала уши, но осталась на месте. Он неуверенно потрепал её между ушей, поднялся на ноги.

Дверь метро поддалась с трудом. В холле потрескивала и мигала лампа. Тени застыли по углам. Валерий толкнул турникет. Тот не поддался. Пришлось, ругаясь и кряхтя, перелезать поверху.

Эскалатор стоял. Валерий вгляделся в темноту внизу и медленно ступил на первую ступень. Шаг. Ещё один.

Подошвы гулко стучали о металл. Валерий стискивал поручень и шёл. Тени уплотнялись, обретали черты. Серость расцветала красками.

Впереди показался перрон. Валерий ускорился, обогнул сгрудившиеся по центру фигуры и застыл.

На перроне лежал человек. Нелепый, скрюченный. Седеющие виски, любимый, заношенный до дыр зелёный свитер.

Над телом склонилась девушка. Давно обрезавшая косы и отказавшаяся от платьиц в цветочек. Ещё юная, но какая-то выцветшая и поблёкшая.

Валерия Валерьевна дрожащими от бессилия пальцами провела по переносице, поправляя сползшие очки, и прикрыла голову руками, словно защищаясь от удара.

* * *

— Уже три минуты. Если сердце не запустим, мозг умрёт.

— Тш-ш, девочку не пугай. О, гля — в сознание приходит.

Валерий с трудом разлепил веки.

Глаза пекло, грудь ныла. Нависшее над ним красноглазое лицо Леры плыло.

Он сглотнул, разомкнул слипшиеся губы и прошептал:

— Кнопка, а давай заведём котёнка?