После
Поля Маркова— Ну как ты, дорогая? Как там Лёшенька? — очередной мамин звонок застал меня за кормлением.
— Нормально, как видишь, — насилу натянув улыбку, я перевела камеру на младенца возле моей груди и только тогда позволила себе поморщиться от боли. — Ест как не в себя. Не знаю, куда в него столько влезает.
— Он же маленький ещё, ему расти нужно, — ласково ответила мама, явно любующаяся внуком. — Пусть ест.
— Он-то ест, но мне больно его кормить, — решилась пожаловаться я и тут же об этом пожалела. Из динамика донёсся смех и шутливо-возмущённое:
— Не придумывай! Все кормят, и ничего. Ты мне тоже грудь тянула, я же жива! И кстати, тебе бы есть побольше, а то молоко пропадёт, и нечем будет сына кормить. Да, Лёшенька? — вновь переключилась на внука мама.
Я, одной рукой придерживая сына, а другой сжимая телефон, чувствовала себя дойной коровой.
* * *
В зеркале отражались расплывшиеся бока, одутловатое лицо с маленькими глазками, безобразно отросшие корни волос и отвратительно неухоженные руки.
Все рассказы о быстром приходе в норму после родов оказались ещё одной красивой сказкой от успешных матерей: заниматься спортом я не успевала и, хотя есть особенно не ела — аппетита попросту не было, — всё же выглядела гораздо хуже, чем до, и даже чем во время беременности.
Собираясь на эту встречу с подругами, я не знала, что выбрать из одежды, чтобы не казаться бледной, замученной копией самой себя.
Финальный вариант — чёрные джинсы и чёрная же водолазка — казался отличной комбинацией дома, но теперь, в кругу ярко одетых подруг, превращал меня в какую-то клушу.
Телефон в сумочке запиликал, и я, быстро вытерев пальцы, ответила на звонок.
— Ир, а где сменные подгузники? — взволнованный муж показывал мне квартиру на камеру. На экране я видела хаос: разбросанные вещи, на полу пелёнка и загадочно разлитое нечто.
— Возле пеленального столика, — ответила я, пожав плечами.
— Тут нет! — подойдя к пеленальному столу и направляя камеру прямо на упаковку подгузников, ответил мне Вадик.
— Вадь, ты смотришь прямо на них. Нет, не это. И не это. Да, вот эта пачка. И не забудь про присыпку! — последнюю фразу я проговорила уже собственной заставке и со вздохом убрала телефон в сумочку, возвращаясь из уборной в зал.
Лена и Маша, похоже, моего отсутствия даже не заметили: разговор шёл о новом Машином парне, который был то ли артистом, то ли архитектором — я так и не разобралась.
— А ещё, — вдохновенно вещала Маша, — он просто обожает детей! У него два ребёнка от первого брака, и он проводит с ними каждые выходные! В следующий раз обещал взять меня с собой и познакомить!
Лена оживлённо кивнула, а я протянула нерешительное: «Ну-у-у...» и спросила:
— А сколько лет детям-то?
— Одному год, второму три! А что? — Маша прищурилась.
— А развёлся он, ты говоришь, год назад. То есть, пока мать там с детьми всё время мучается, его рядом нет. А как развлекаться и гулять — так это он пожалуйста! Интересный мужчина, ничего не скажешь! — возмутилась я.
— Да ну тебя, — обиделась Маша. — Почему сразу мучается? Он ей алименты почти в двойном размере платит вообще-то!
— Маш, деньги тут вообще ни при чём, — попыталась я продолжить спор, но телефон в сумке вновь зазвонил.
— Давай, бери трубку, у тебя-то вон идеальный мужчина, судя по всему, — засмеялась Маша. — Ни минуты с ребёнком наедине провести не может!
Подняв трубку и подсказав паникующему супругу, какой стороной надевать подгузник, я засобиралась домой. Лена с Машей махнули мне на прощанье и продолжили обсуждать мужчину, очень любящего своих детей.
* * *
— По-здра-вля-ем! — дружно зааплодировали гости, стоило мне войти в комнату с ребёнком на руках.
— Какой большой, уже месяц! — заворковала свекровь над моим сыном.
— А носик, носик-то! Весь в отца! — откликнулся свёкор.
— Глаза зато мамины, смотрите — сонные, уставшие, мешков только не хватает! — засмеялся крёстный, которого быстро осадил муж:
— Игорь, не смешно. Иришка и так очень устаёт, а тут ещё ты со своими «комплиментами»!
— Да ладно тебе, Вадик, — протянула беременная крёстная мать именинника. — Дети — это счастье. Вот я уже третьего скоро рожу, и ничего! В первые месяцы с ребёнком вообще никаких проблем: корми, купай — вот и все хлопоты! А вот когда они ходить начинают...
Разговор продолжился за столом.
Я мечтала об одном — уйти из этого праздника и выспаться наконец нормально. Было нельзя: от меня ждали улыбок и радости, так что я улыбалась и неохотно жевала торт, запивая приторно-сладкий вкус обычной водой. В голове звенело.
* * *
— Ира, ты свихнулась?! Это же кипяток почти! Ты его заживо сварить хочешь?! — я уже опускала Лёшку в ванночку, когда сына у меня из рук вырвал муж.
Вадик кричал, сын заходился плачем, а я смотрела в зеркало и видела там Её — бездетную Иришку, которая надула губы и обиженно сложила руки на груди, будто ей не выделили необходимого.
«Неужели нельзя было сделать всё это, пока муж не вернулся? И получилось бы...» — шептал голос в моей голове.
— Ира! — тряхнул меня муж за плечо. — Ира, очнись! Ты что, не видела, что вода горяченная?!
— Он плакал, — без интонации проговорила я свою сегодняшнюю мантру. — Надо было сделать так, чтобы он перестал плакать.
— И что, ожоги по всему телу способствуют прекращению плача? — скептический тон супруга меня не насторожил, и я кивнула.
Вадик отшатнулся и посмотрел с подозрением.
— Ира, ты понимаешь, что говоришь?
— Он плакал. Надо сделать так, чтобы он перестал плакать, — ребёнок всё ещё заходился в истерике, и я раздражённо поморщилась. — Убери ты его уже, пусть прекратит!
Муж ещё раз посмотрел на меня каким-то странным взглядом и вышел из ванной с ребёнком на руках. Я стояла и смотрела на своё отражение в запотевшем стекле, когда моё зрение словно расфокусировалось, и я увидела: наполненная кипятком детская ванночка, рядом на столике полотенце и детские вещи. Подготовленный для звонка в скорую телефон.
В коридоре Вадик называл кому-то наш адрес.
— Он плакал, — машинально повторила я, опускаясь на кафельный пол. — Плакал...
* * *
— Постнатальный психоз на фоне послеродовой депрессии. Шестая за этот месяц, я их уже интуитивно узнаю. — Анна Ивановна, медик с тридцатилетним стажем, поставила последнюю точку в бумагах. — Вовремя вы нас вызвали.
— А что было бы? — всё ещё шокированный отец семейства машинально укачивал сына, завёрнутого в первое попавшееся полотенце.
— В таком состоянии женщины и младенцев убивают, и сами убиваются, — охотно объяснила врач. — Особенно такие женщины — активные, радостные, работящие — хронические отличницы, в общем. Жизнь с ребёнком — она, знаете ли, на красивые картинки не похожа, это труд, круглосуточный и неоплачиваемый. А идеально сделать не получается. И отвлечься от этого не получается тоже: погулять с подружками не погуляешь, на работу не выйдешь — сидишь, запертая в четырёх стенах. Хорошо, если муж внимательный, вот как вы, а если нет? — Анна Ивановна вздохнула. — Вы вещи-то собирайте, — спохватилась она. — У меня ещё два вызова сегодня.
Вадик, огромными глазами глядя на безвольную жену, сложил в пакет ночнушку, халат и тапочки с зубной щёткой и протянул передачу санитарке. Та мельком взглянула на содержимое, кивнула и, взяв Иру под руку, вышла за дверь. За ней последовал второй санитар и врач, на прощанье сунувшая Вадику бумажку с адресом и телефоном стационара.
Щёлкнул замок, одновременно заплакал Лёшка.
Вадику предстоял курс молодого отца.