Из крана в забытую в раковине чашку капала вода. Чашка разбилась ещё лет десять назад, как раз перед тем, как они продали этот дом. Ирина потуже затянула кран и выплеснула из чашки воду. На фарфоровых боках, как прежде, цвели тюльпаны — ни шва, ни скола. Ирина приоткрыла дверцу буфета, поставила чашку на нижнюю полку. Рядом, на своём привычном месте, стояли маленькие рюмочки зеленоватого стекла. Перед отъездом в город она отдала их подруге Татьяне с соседней улицы. Всё ясно, подумала Ирина. Грусти не было. Просто как-то легко само собой подумалось — всё ясно, и хорошо, что так.

За окном темнела влажная земля грядок, едва прикрытая талым снегом. С крыши барабанила капель. Небо нависло дождливыми сумерками. Ноябрь или март, подумала Ирина, не разберёшь их. Надо бы к Татьяне сходить.

В тёмном коридоре сдёрнула с вешалки старое пальто, закуталась пуховым белым платком. В остальные комнаты заглядывать не стала, только отметила уголком глаза — всё на месте, а зеркала нет, — и вышла в сени. Нашмыгнула калоши, открыла входную дверь, снаружи пахнуло родным двором: захламлённым сараем, опустевшим давно курятником. Ирина хлопнула дверью, ключа всё равно нигде не видно, и вышла за ворота.

Стемнело. Сквозь облака проглядывал круг луны и клочки снега на крышах слабо светились. Фонари вдоль дороги не горели, в домах непроглядно чернели окна. Ира свернула на соседнюю улицу и пошла к Тане; зачем шла, не знала. В тишине только всплёскивали от её шагов подтаявшие лужи. Идти было хорошо, легко. Ира давно не ходила: когда вставала, едва тянула за ходунками иссохшие ноги, а сейчас шла, распрямившись, и даже улыбалась себе, пока знакомая улица не закончилась вдруг незнакомым заросшим берегом. Таниного дома не было — было море, хотя солью не пахло; может, просто много воды, укрытой серым подмокшим льдом. Всегда хотела рядом с морем, подумала Ира, вот и сбылось. И пошла вдоль берега, чавкая калошами по глинистому песку. Звуки таяли в тишине, как снег в стылой воде.

В кустах у тропинки ломко блеснуло. Ира нагнулась, раздвинула ветки: битое оконное стекло, а поверх — застывшие ягоды рябины. Ира тронула их пальцами и ягоды со скрипом покатились по стеклу, оказались её разорванными старыми бусами. Всё это как-то связано было с Ирой, с тем, что она теперь здесь, но цепкая прежде память расползалась клочкастой ватой. Ира подняла пару бусин, сжала в кулаке, но не заплакала. Только голова закружилась, словно от высоты.

Справа мелькнула тень. Вдоль берега к Ире неслось существо. Мягко подпрыгивало, вытягивалось в воздухе и снова прижималось к земле. Смотрело прямо на неё. Ира кинула бусины в снег и побежала, поскальзываясь, по грязи, затем по знакомой улице. Она легко отталкивалась калошами от асфальта, зависала и плюхалась в лужи, брызги летели до самого платка. Давно так не бегала. Никогда. Страшно не было, хотелось подольше оставаться одной. Она в город уехала, потому что боялась, как здесь одной, а теперь только этого и хотела.

Распахнула калитку, кинулась в дом и прямо в пальто повалилась на диван в кухне. Скрипнули старые пружины. Диван тогда купили приезжие, откуда-то с северов. Снаружи тень одним прыжком взмахнула на подоконник и уставилась на Иру. Та старалась в окно не смотреть, разглядывала буфет: значит, и тарелки с рыбками на месте? Одна... две.. три...

В кухне стало будто светлее. Ира собралась с духом, повернулась к окну: валил снег. Глаза существа светились рыжим, в серой шерсти запутывались крупные хлопья. Ира узнала. Прошла в сени, крикнула с порога:

— Рыся!

Кошачья тень метнулась с подоконника, вспрыгнула на крыльцо, потёрлась о ноги.

— Ну заходи, заходи. Что ж ты сбежала тогда, дурочка?

Они снова уселись в кухне. Рыся забралась на колени к хозяйке и теперь урчала и тарахтела.

— А и хорошо, что сбежала, — шептала ей Ира, пропуская сквозь пальцы гладкую шерсть, — жизни бы тебе в городе не было.

Снег всё падал и падал, совсем рассвело. Утро? Ира глянула на старые круглые часы на стене, но стрелки слились на «двенадцати» и не двигались с места.

Звякнула щеколда калитки.

— Кто к нам?

Рыся бросилась к входной двери, заскребла лапками косяк. Ира пошла за ней, выпустила во двор. Дорожки замело. У калитки из почтового ящика торчал уголок сельской газеты. Черпая калошами липкий снег, Ира подошла к воротам и вытянула газету. На первой полосе прочла новость: внук Андрюша занял первое место в городском турнире по шахматам. Хорошо, но всё это было уже неважно. В середине лежало что-то жёсткое. Надо же, поздравительная телеграмма: серый листок, приклеенный к открытке с красными маками. Сто лет таких не видела. Раньше ей часто приходили телеграммы издалека, и письма. Ира пробежала глазами машинные буквы: «встречай тчк скоро буду тчк валера».

Ира не помнила, кто такой Валера, ни среди родственников, ни среди знакомых, но она отнесла газету в дом, взяла в сарае лопату и принялась чистить снег.