Когда Шурке исполнилось девять, мама впервые заперла её в подвале. Это случилось в конце лета; дни стояли ещё тёплые, но воздух уже пах сладковатой влагой. В такие же дни пропал Шуркин папа.

С тех пор прошёл ровно год. До зимы мама злилась, до весны плакала. Потом стала дёргать Шурку: «Куда ходила? На что смотришь? О чём думаешь? Говори правильно: не Шурка, а Саша. Ты Саша, понятно? Никаких Шур». Но строгому дяде в очках и чёрном костюме Шурка всё равно представилась настоящим именем, из-за чего мама ужасно разозлилась. И закрыла её в подвале, где Шурка целыми днями читала книги и рисовала в альбоме.

Так продолжалось до первого снега. С наступлением холодов Шурка вернулась в свою комнату на втором этаже и снова пошла в школу. Мама объяснила учителям, что Шура тяжело болела. Одноклассники тут же стали дразнить её «Чумкой», а потом ещё «Шпалой», «Каланчой» и «Ходулей». Шурке было всё равно: у неё не осталось сил обращать внимание на глупости.

Силы вернулись к ней только весной, когда растаял снег. Мама много времени проводила в саду, часто с тоской глядя в небо. Шурка носилась по полям, счастливая и лёгкая. Особенно ей нравилось бежать с холма, подпрыгивая так высоко, что внутри всё замирало.

В начале лета строгий дядя в очках вернулся в компании таких же строгих людей в чёрных костюмах. Они долго говорили с мамой, после чего мама перестала смотреть в небо.

Когда в саду пожелтела трава, Шурка стала бояться, что мама снова закроет её в подвале. Перед рассветом она просыпалась от птичьих криков. На животе и руках у неё появились крупные мурашки, которые Шурка расчёсывала до красноты. Если бы мама их заметила, она бы ужасно разозлилась. В последнее время её злило вообще всё в Шурке. Особенно привычка подолгу гулять в полях. «Могла бы прийти пораньше и помочь», «Могла бы подумать хоть о ком-то кроме себя», «Могла бы уже и не возвращаться». А однажды в сердцах сказала, что Шурка «такая же эгоистичная лоботряска, как отец».

Шурка обиделась за папу больше, чем за себя. Потому что он был добрый, красивый и смешной, знал всё о птицах и растениях, умел угадывать погоду и рассказывал удивительные истории о далёких странах. Шурка не знала, почему его ищут дяди в чёрных костюмах и почему мама врёт, что папа их бросил. Зато знала, что перед рассветом птицы кружат над болотами и зовут друзей в путешествие. Иногда ей казалось, что в этих криках она слышит голос папы: «Просыпайся, Шурка! Пора, пора! Я жду только тебя!»

В то утро она выбралась из дома через окно. Поднялась на холм. Ветер подтолкнул её в спину: Шурка раскинула руки и побежала вниз, подпрыгивая и поджимая под себя ноги. «Пора, пора!» Она так разогналась, что даже зажмурилась от испуга.

А когда открыла глаза, увидела жёлтые поля далеко внизу. По ним бежала тень большой птицы с длинными ногами. Она часто видела такой сон. И стала ждать, пока мама разбудит её поцелуем в лоб. Скажет: «Вставай, Сашик, солнышко уже высоко».

Но мама всё не появлялась.

Поля внизу сменились густым сосняком. Взошло солнце. Ветер поднимал Шурку всё выше и выше. Откуда-то она знала, что если лететь так много дней, можно пересечь океан, и на той стороне будут горы, парящие в облаках, и бамбуковые рощи, и фруктовые сады.

Там Шурке откроется, что папа всегда называл её «Журкой». Просто она никак не могла выговорить букву «ж».