В то лето я впервые услышала, что, пока падает звезда, можно загадать желание, и решила попробовать. Я уже видела, как это происходит: тонкая светящаяся полоса исчезает, едва появившись, — но не знала, можно ли успеть высказать желание за такое короткое время. Никто мне толком не объяснил: нужно ли произнести его вслух или достаточно о нём как следует подумать. Но так или иначе я решила, что надо пробовать, стараться и однажды у меня обязательно получится, и с того дня каждый вечер просила бабушку выйти со мной на улицу перед сном.

Днём мы почти не виделись, бабушка занималась огородом, а вот ночь была свободна от всяческих дел. После ужина, когда темнело, уставшая, она всё же соглашалась посидеть со мной на бортике песочницы. Мне кажется, она выходила на улицу не без удовольствия. Бабушка тоже любила смотреть на звёзды. Небо было тёмным и необъятным. Мы молчали, вглядываясь в его простор. Ночью неожиданно становилось понятно, что небо гораздо больше земли. Оно словно открывалось навстречу взгляду; чем дольше я смотрела на него, тем больше мелких, как пылинки, звёзд проступало в его глубине. Я не знала, о чём думала бабушка. Я же думала о том, какое желание мне загадать. Ведь надо было выбрать самое важное.

В первую очередь хотелось, чтобы никто не умирал.

Следующим моим желанием было, чтобы бабушка стала моложе. Потому что какая же радость жить вечно старенькой? Пусть моя бабушка станет такой, какой я видела её только на фотографиях — загадочной женщиной с вьющимися волосами, полной сил; пусть она будет здоровой и у неё ничего не болит.

Бабушка сидела со мной рядом на серых шершавых досках песочницы. Я хорошо помню её: чуть сгорбленная спина, убранные под косынку волосы, маленький узелок на затылке. Если бы у бабушки не болели ноги, мы могли больше гулять и всегда ходили бы моей любимой — самой длинной — дорогой от автобусной станции до нашего дома.

Мы сидели рядом и до рези в глазах всматривались в иссиня-чёрную глубину.

Когда я спрашивала бабушку, как она относится к моему желанию жить вечно, она отвечала очень легко: «Нет, я так жить отказываюсь». И на мой вопрос: «Почему?» — называла те же причины, о которых думала я: что ей не хотелось бы пережить всех близких людей и тот, кто живёт вечно, должно быть, очень одинок.

Бабушка говорила немного, но я слушала её и отвлекалась от наблюдений. Чирк — как раз прорезала небо падающая звезда, — но я не успевала ничего сказать и приходилось ждать следующую.

Я надеялась, что, упорно тренируясь, достигну подходящей скорости реакции, что со временем у меня получится успеть загадать желание. Главное, точно знать какое. Но до конца лета ещё было время подумать. И даже если этим летом у меня ничего не получится, точно выйдет следующим. Это так просто: быть начеку и тут же сказать, прошептать, прокричать своё желание...

На второй половине нашего участка, не занятой огородом, поросшей высоченной, доходившей мне почти до плеч травой, стрекотали кузнечики. Шум доносился с ночного поля, волнами ходившего за прозрачным забором, раскачивались от ветра пустые качели.

Можно было попросить богатства. Многие знакомые мне герои сказок так и делали. На полученные деньги я могла бы купить, например, игрушек. Но вот надо ли? Мне хватало моей необъятной песочницы и фантазии, которая превращала её то в неведомую страну, то в маленький уютный дом. Летом у нас с бабушкой были грибы, редиска, клубника и смородина, дрова из леса, чтобы растопить печь, а больше нам ничего не нужно, мы были счастливы просто так, бесплатно, на нашем участке, который бабушке выдали, потому что в молодости она хорошо работала. Так что я сразу решила, глупо тратить единственную возможность что-то пожелать на богатство, и оставила это желание, покрутив его так и эдак перед своим мысленным детским взором.

Как-то ночью, когда я никак не могла уснуть, мне подумалось, можно бы сделать так: попросить три желания, а когда иссякнут первые два, снова попросить ещё три. Это казалось хорошим выходом, очень ловким, так я могла бы обхитрить звезду, и она была бы обязана выполнять всё, что мне захочется, до бесконечности. Но в то же время я боялась её рассердить. Звезда представлялась мне своеобразным живым существом с характером. Она могла обидеться, посчитать меня невоспитанной девочкой с таким большим, бесконечным числом желаний.

Я сидела на краю песочницы и представляла, как от моих желаний мог бы расцвести, улучшиться мир, как бесконечно долго жили бы на земле люди, не знающие горя.

Звёзды падали так же молча, без звука, как и я под ними сидела. Иногда я разве что успевала приоткрыть рот. Это уже был определённый успех — раньше скорость реакции не позволяла мне сделать и этого. Я пробовала так и эдак, даже проговаривала про себя, что хочу, но всё равно выходило только выдохнуть вслед исчезнувшей звезде. Мои желания повисали у неё, смеющейся, на серебристом хвостике.

В августе бывают ночи, когда звездопад усиливается. Об этом я узнала недавно. А тогда мы просто сидели и смотрели: одна, две, три, сразу две. Казалось, звёзды можно ловить в ладони, а может быть, даже как снежинки — языком. Или поставить на край песочницы корзину для грибов — и насобирать в неё звёзд. Я спрашивала бабушку, можно ли найти их там, куда они упали. В то полное ночного тепла и сияющей глубины лето мне верилось, что можно найти упавшую звезду, молнию, дойти до конца радуги и найти там горшочек с золотом, который охраняет зеленокожий леприкон.

Небо облетало, как тёплый осенний лес, и скоро первые листья действительно начали желтеть и опадать с берёз. Приближался отъезд — всегда болезненное перемещение из объёмного и удивительного летнего дачного мира в обыкновенный, плоский и серый городской.

Я подумала получше — и вечность показалась мне слишком большой и высокой, как небо. Денег нам было не нужно. С тихим совестливым стыдом я перестала даже излишне беспокоиться о бабушкиной молодости — в конце концов бабушка есть бабушка; я сомневалась, так ли мне понравится она молодой. Я ведь привыкла к ней такой, какой она была, и любила её такую.

Это произошло как-то само собой: я больше не спешила загадывать желание и не огорчалась, что не успеваю. Перестала волноваться и выдумывать, что ещё я могу попросить. Я просто любовалась полным звёзд небом, сидя на краю песочницы с любимой старенькой бабушкой все оставшиеся ночи до самого отъезда. Неожиданно ко мне пришло тихое, как шуршание лёгкого дождика по жестяной крыше нашего дома, понимание, что этого мне достаточно.