Почти все музеи и действующие персонажи выдуманы,

любые совпадения с реальностью случайны

Для Мирона Алексеевича этот день особенный. Начинается он, как и многие сотни дней до него: серое небо, прохладная кухонная плитка под босыми ногами, кофе натощак. Не торопясь, Мирон Алексеевич включает ноутбук и открывает новостной сайт, как ребёнок, нарочито аккуратно снимающий упаковку с новогоднего подарка. Заголовок искомой статьи кричит и торжествует: «Римский "Мальчик в поле" признан копией». И шрифтом помельче: «Оригинал хранится в Екатеринбургском музее изобразительных искусств». Мирон Алексеевич салютует кружкой стене напротив и неловко смеётся.

Долгие годы художественный мир был убеждён, что самое известное полотно великого итальянского мастера Анжелло Римателло «Мальчик в поле» хранится на исторической родине, в Риме, а то, что попало в Екатеринбург в годы Великой Отечественной войны во время эвакуации Эрмитажа, — лишь копия, выполненная его учеником. Крайне старательным и безусловно талантливым, ведь она мало чем уступает оригиналу: мазки, штрихи, краски поздней тосканской осени, всё живое дышит, будто даже пахнет влажной примятой травой, вспоротой землёй и холодным ветром.

Мирон Алексеевич служил в музее с ранней молодости, начинал младшим экскурсоводом и дорос до директора. Почти двадцать лет он провёл среди тысяч образчиков художественного мастерства, но «Мальчика в поле», местного, неподлинного, всегда выделял. Часто останавливался у картины, слушал, как она звучит редким птичьим клёкотом, шорохом травинок, гулом откуда-то из-за горизонта. Порой Мирон Алексеевич даже прикрывал глаза и стоял рядом с полотном, а посетители таращились на него: вон он, директор, с картиной разговаривает, да, творческие люди, что ни говори, странные. В начале 2000-х, когда денег вдруг стало хватать на прежде немыслимые вещи, Мирон Алексеевич отправился в Рим — посмотреть на оригинал. Потолкался в толпе у шедевра Римателло минут десять и отошёл, ничего не почувствовав. «Такой уж я человек, — посмеивался он над собой в компании старых друзей, — душой тянусь к подделке».

Друзья улыбались, но шутку не поддерживали, берегли Мирона Алексеевича. Ещё будучи молодым экскурсоводом, он был сильно влюблён, и вроде взаимно. Но Наталья выбрала другого. Богатого, совсем не творческого, бестолкового мажора. У Натальи тогда, помимо молодого тела и русых волос, имелся только абонемент в музей, два платья из секонд-хенда и мечты о Европе. Мирон был готов целовать подол её платья, гулять с ней по музею и делить мечты, а мажор просто купил ей всё: и брендовый гардероб, и виллу в Италии, и магистратуру искусствоведа в одном из лучших европейских университетов. Знакомые посмеивались: Наталья продалась. Мажор был мелкий, лысоватый, с наглой ухмылкой. Таких не любят. С таким можно только за деньги, нет, за бабки, наворованные папашей-депутатом, фу, какое падение. А её не остановило ничего — ни разговоры, ни осуждения, ни Мирон. Сердце его было разбито и реставрации не подлежало. Наталья виделась шедевром, а оказалась подделкой. Прекрасной, дорогой, так и не забытой подделкой.

Но вернёмся в особенный день Мирона Алексеевича. Он тщательно выбирает рубашку и галстук: в музее его будут ждать журналисты со всей Европы, критики и эксперты. Екатеринбургский «Мальчик в поле» признан оригиналом. Во время плановой реставрации в правом нижнем углу обнаружили тонкую, совсем незаметную человеческому глазу подпись художника. Гений спрятал её в мазках так тщательно, будто не хотел, чтобы потомки нашли его письмо из прошлого. А может, и не думал, что она останется незамеченной так долго. После многоуровневой переписки с Римским музеем, череды дополнительных экспертиз и месяцев тревожного ожидания, долгожданное заключение опубликовано: у Мирона Алексеевича в музее подлинник, а в Риме работа ученика. Как так вышло, ещё предстоит выяснить. Но пока что в художественном мире гремит сенсация, а у Мирона Алексеевича большой день.

Он выходит из дома, едет через родной город маршрутом, который так ему знаком, что уже и не виден. Сегодня он оглядывается по сторонам, останавливаясь на светофорах. Смотрит на прохожих. Знают ли они, что в музее их родного города висит шедевр? Мирону Алексеевичу хочется рассказать, как пахнет ветер в осеннем поле, как осень до последнего дня хранит остатки летнего тепла, и что все эти годы он чувствовал верно. Все ошибались, а он — нет.

В музее многолюдно. Мирон Алексеевич раздаёт интервью, позирует для фото, жмёт руки. Большинство гостей никогда не бывали в музее до этого, однако повторяют журналистам, как велика ценность полотен великого итальянского художника Римателло. Напротив картины толпа, и Мирон Алексеевич, пробегая мимо, пытается понять: они видят? слышат запах? ветер холодит их разгорячённые от фуршетного вина лица? Одно вдруг кажется знакомым. Мирон Алексеевич сперва узнаёт мажора, потом замечает, что рядом стоит Наталья. Она всё ещё красива. Высокая, стройная, в русых волосах появились седые пряди. Мажор так и светит лысеющей макушкой, крепко держит жену за руку, внимательно смотрит на «Мальчика в поле», будто заглядывая за горизонт серо-голубого неба. Мирон Алексеевич замер. Не слыша вопросов откуда-то сбоку, он наблюдает, как пара держится за руки. Наталья поворачивает голову, склоняется к уху мажора и что-то шепчет, какую-то шутку. Глаза у неё горят. Мажор смеётся и целует ей руку. В слаженности движений проглядывает привычный жест. Мирон Алексеевич не двигается с места и закрывает глаза.

Он всё увидел. Теперь осталось только почувствовать.