— Мою маму Таней зовут. — Митя насыпал в ведёрко песок, утрамбовал, перевернул, постучал по пластмассовому дну лопаточкой и вопросительно посмотрел на подружку. Та сидела на краю песочницы, спрятав руки под попу. На ней было симпатичное пальтишко цвета мокрого песка и чудна́я чёрная береточка. Новенькая отличалась от всех девочек-сопесочниц. Тихая, покладистая, воспитателей слушалась, от мерзкой молочной каши с комочками не отказывалась, даже молоко с пенкой пила беспрекословно. Всех сторонилась. А Митя и радовался. Он хоть и не был таким пришибленным, но популярностью не пользовался. Играл один. Но теперь всё изменилось. Появилась Алёна, а в её лице и компаньон для игр, и благодарные уши.

— А твою? — Митя поднял ведро. Башня не получилась. Верхушка из сухого песка моментально рассыпалась.

Алёна молча пожала плечами.

— Не знаешь? — Митя принялся снова наполнять ведро.

— Не знаю, — Алёна сжала губы.

— А папу?

— Саша. А твоего?

— Не знаю.

Митя повторил манипуляции с ведром, чтобы сделать новую башню, но и она развалилась. Митя разозлился и со всей силы пнул ведро, которое пролетело пару метров и с грохотом ударилось о столб веранды.

— Романов! — гаркнула тучная воспитательница. — Ну-ка, быстро поднял! Ещё пинать он будет. Живо на веранду, и сиди там до конца прогулки!

Алёна сжалась от крика. Митя же с бесстрастным лицом, словно с ним так обращались всегда, проследовал по проложенному надзирательницей маршруту. Алёна огляделась. Дети из группы на минуту замерли, а потом продолжили заниматься своими делами.

— Беспомощных, — уже чуть тише и даже с нотками заботы добавила Марина Владимировна. — Не замёрзла? Сидишь на одном месте.

Алёна наклонила голову вперёд и с опаской посмотрела на воспитательницу. Свою фамилию девочка, конечно, знала. Но к обращению по ней не привыкла.

— Нет, — прохрипела в ответ девочка, но, испугавшись продолжения допроса, поспешила присоединиться к наказанному Мите.

— Мне уже пять, а тебе? — снова как ни в чём ни бывало начал беседу тот.

— Мне тоже.

— А кошка у тебя есть?

— Нет, — Алёна снова съёжилась и спрятала руки под колени.

— У нас есть. Только она с нами не живёт. Мы с мамой кормим её иногда, гладим. Она ласковая. Машка зовут. Я тебе покажу.

— Угу, — девочка почти улыбнулась. Митя понравился ей. Она понравилась ему. Так незамысловато началось общение, дружба. Изо дня в день, из года в год. Из садика в школу.

— У тебя это... глаза, как у нашей Машки были. — Спустя восемь лет они, как тогда, гуляли вместе, Митя тащил Алёнин рюкзак и пинал сухую сентябрьскую листву. Буйство оттенков напомнило ему пёструю шёрстку любимой кошки. Алёна казалась сегодня странной. Упиралась, чтобы после уроков не ждал, не провожал как обычно. Глаза прятала, что-то точно умалчивала. Но Митьку не проведёшь!

— Дождусь, по школьному двору послоняюсь пока. Мне спешить некуда, — стиснул зубы, представив, какая картина его ожидает в убогой квартирке.

Алёна нервно улыбнулась, тяжело вздохнула, словно боролась с внутренним желанием что-то сказать. Но вместо этого зыркнула в сторону и убежала, крикнув на ходу, что вернётся минут через двадцать. Митька дождался, всегда дожидался. А теперь смотрел на подругу и не понимал, что не так.

— Ты это, не обижайся только, — добавил к нескладной фразе не менее корявое касание плечом её плеча. — Красивые ж глаза-то у тебя. Редкие. Я это, обидеть не хотел.

— Нет, нет, всё хорошо. Я знаю.

— А чё такая? Я ж вижу, не так что-то, — не отступал Митя.

— Мить, обещай, что не расскажешь никому, а? — Алёна резко остановилась и не дожидаясь ответа выпалила: — Мне Федька Щеглов из восьмого «Б» нравится.

У Митьки внутри всё похолодело. Чувствовал же.

«Гад, Щеглов, морду бы набить ему», — пронеслось в горячей голове.

— А он чё? — последняя надежда сорвалась с покусанных губ.

— Вот, — Алёна вытащила из кармана маленького плюшевого мишку, который держал в лапках красное сердечко. Митя уловил блеск в глазах подруги и заметил слегка дрогнувшие в счастливой улыбке уголки губ.

— И чё это, типа под ногами теперь не мешаться? — попытался хихикнуть и отшутиться. Вышло кривовато и неправдоподобно.

— Мить, мы ж друзья! Как ты можешь мне помешать?

— Ну да. Рад за тебя. Ты это... только не пропадай. — Митя молча донёс рюкзак до подъезда Алёны, махнул рукой и быстро скрылся за углом дома.

Алёнка, конечно, пропала. Он по привычке ждал её после школы, а потом, как детектив или тайный агент, прятался за лысеющими кустами, чтобы проследить, как она гуляет за ручку с гадом Щеглом.

Спустя шесть недель Митя одиноко сидел во дворе на краю песочницы. Ноябрьский холод уже пробирал до костей, морось добавляла мерзости, как и хлюпающая в дырявых ботинках вода. Солнце не показывалось. Но даже такая обстановка казалась лучшей альтернативой залитому алкоголем дому.

Неожиданное «Привет!» за спиной заставило вздрогнуть. Алёна присела рядом. Сжалась, как зашуганный котёнок, спрятала руки под попу и опустила голову. На ней было красивое серое пальто в цвет питерского осеннего неба и чу́дная светлая шапочка с объёмным шарфом, которые тонко подчёркивали роскошный янтарный оттенок глаз.

— Ты это... не замёрзнешь сидеть-то? — попытался проявить заботу ошеломлённый внезапным вниманием Митя.

— Нет, — прохрипела в ответ. — Меня Федя бросил.

Алёна хотела ещё что-то рассказать, но получалось только беззвучно шевелить губами, как рыба. Разрыдалась.

«Гад, Щеглов, морду бы набить ему», — снова посетила мысль. Но Митя сдержался. Важнее была Алёнка. И её возвращение.

— Я маму твою час назад видела. И вот, — размазав спустя несколько минут слёзы по лицу, Алёна протянула Мите пакет. Наощупь в нём было что-то тяжёлое и тёплое. — Там гречка. И котлеты. А ещё блины на завтрак. Я сама. Научилась. В полотенце завернула, чтобы не остыли.

Митя был сбит с толку. Конечно, она знала. Всё знала. Все знали. Учителя, одноклассники, работники соцслужб. Маленькую ячейку общества, частью которой он был, бюрократы давно держали на карандаше. Митя понимал, что каждая новая проверка грозила стать последней. Потому старался поддерживать дом в чистоте, а холодильник — в более-менее заполненном состоянии, когда мать уходила в отрыв. Для этого время от времени приходилось втихушку таскать у неё деньги, чтобы иметь запас на чёрную неделю. А может, и две. С одеждой бывало туговато. Если в период просветления обновить гардероб не получалось, Митя был вынужден штопать, ремонтировать, клеить. Навыки полезные для жизни, но условия для овладения ими — жестокие. Митька привык вывозить сам. Рос как сорная трава. Знал, что заботиться о нём никто не станет.

Все обсуждали его, шептались за спиной, сторонились. Митя не ждал поддержки и расположения. Но Алёна! Не испугалась дружить в саду, не отвернулась в школе. Всё знала, но не уходила. Подумаешь, с Федькой погуляла месяцок. Одумалась же. Вернулась.

— Спасибо, — Митя улыбнулся. — Ты это, не волнуйся. У меня норм всё. Я живучий. Как таракан!

— Скажешь тоже, — Алёна пожала плечами. — Даже тараканам есть нужно.